— Я очень рад слышать такой приятный отзыв о моем кузене Клиффорде, — сказал благосклонный судья. — Много лет тому назад, когда мы оба были мальчишками, а потом и молодыми людьми, я был очень к нему привязан и до сих пор испытываю к нему участие и интересуюсь всем, что его касается. Вы говорите, кузина Фиби, что он, по-видимому, слаб рассудком. Да дарует ему небо по крайней мере столько ума, чтобы раскаяться в своих прошлых грехах!
— Я думаю, никто, — заметила Фиби, — не имеет так мало причин для раскаяния, как он.
— Возможно ли, моя милая, — произнес судья с сострадательным видом, — что вы никогда не слышали о Клиффорде Пинчоне? Что вам вовсе неизвестна его история? Впрочем, тем лучше. Это показывает, что ваша мать имела надлежащее почтение к дому, с которым она была соединена узами родства. Думайте как можно лучше об этом несчастном человеке и надейтесь на лучшее! Это правило, которого мы всегда должны придерживаться в своих суждениях друг о друге, а в особенности нужно соблюдать его в кругу близких родных. Но где же Клиффорд? В гостиной? Я хочу видеть, в каком он состоянии.
— Может быть, мне лучше позвать мою кузину Гепзибу, сэр? — предложила Фиби, не зная, должна ли она преградить вход в дом столь нежному родственнику. — Ее брат уснул после завтрака, и я уверена, что ей будет неприятно, если его разбудят. Позвольте, сэр, предупредить ее.
Но судья обнаружил твердую решимость войти без доклада, и когда Фиби, с живостью человека, движения которого бессознательно повинуются мыслям, встала у него на пути, то он без всяких церемоний отодвинул ее в сторону.
— Нет-нет, мисс Фиби! — сказал он грозно и нахмурил брови. — Останьтесь здесь! Я знаю дом, знаю мою кузину Гепзибу, а также ее брата, и потому моей маленькой деревенской кузине не следует докладывать обо мне!
В последних словах судьи мало-помалу обнаруживались признаки перехода от внезапной жесткости к прежней благосклонности обращения.
— Я здесь дома, Фиби, — уже спокойнее продолжал он. — Не забывайте этого, а вы особа посторонняя. Поэтому я без всяких предисловий пойду к Клиффорду и заверю его и Гепзибу в своих дружеских к ним чувствах. Им нужно услышать из моих собственных уст, как искренно я желаю служить им. А, да вот и сама Гепзиба!
В самом деле, мисс Пинчон показалась на пороге лавочки. Она услышала голос судьи из внутренней комнаты, где сидела, охраняя сон своего брата. Гепзиба явилась защищать вход в дом с таким же страшным видом, как дракон, который сторожит спящую красавицу. Обычно нахмуренный взгляд ее на сей раз был так свиреп, что становилось ясно: сейчас это отнюдь не от близорукости. Итак, она устремила на судью Пинчона этот полный антипатии взгляд, который должен был если не испугать, то по крайней мере заставить его смешаться; после чего сделала предостерегающий жест рукой и остановилась в дверях, выпрямившись во весь рост. Но мы должны выдать секрет Гепзибы и признаться, что ее врожденная боязливость проявлялась и теперь, в заметном трепете, который — это чувствовала она сама — приводил каждый сустав в ее теле в несогласие с другими.
