— Да, в целом да… По письмам я понял, что года хватило ей, чтобы забыть всё, чему я её учил. Она потеряла цель. Но ещё я понял: я был единственным человеком в её жизни, которого она полюбила.
— Прекрасно. Видишь, как я научилась! Уж я-то ничего не забуду. Только, знаешь что… Раз уж я так хорошо научилась, обещай мне, пожалуйста, Гран, что на обратном пути я так и не узнаю, где ты живёшь.
Дождь кончился ночью, и утром солнце. Мы вылезаем из палаток и греемся. Становится весело, шутим и смеёмся — а этого не было слышно от нас ой как давно! В двадцати шагах от палаток находим в камнях уютный, низенький грот, в нём удобно развести костёр, чтобы потом на нагретых стенах просушить вещи. Рядом с ним большой плоский камень, который я тут же назначаю столом и выставляю на него нашу посуду. С Сашкой принимаемся за завтрак.
Мы играем в уют. Забываем о дожде, сырости, почти забываем о том, что заблудились. Лес становится гостеприимным, наполняется птицами, и слышно далёкий гул реки, который не долетал до нас вчера.
Сорокин снимает с себя одежду, забирается в грот, к огню, и сидит там в трусах и здоровых ботинках, покрякивая от удовольствия, как в бане. Мне начинает казаться, что от него валит пар. Приходит Настя, оглядывается и садится, щурится на солнце и улыбается мне. Сегодня всё так хорошо, что мы готовы друг друга любить. Чуть поодаль в сверкающих зарослях нахожу несколько мелких бурых ягод малины, приношу гордо и кладу на «стол».
Тут из кустов выпрыгивает Гран. Он странно жёсток, его глаза горят, он смотрит как полоумный или как лев — если только бывает лев полоумным. Он прыгает на камень и оглядывает нас, будто что-то готов открыть. Я радуюсь ему и говорю весело, театрально всплеснув руками:
— Это же стол, это наш стол, зачем на стол вставать ногами?!
Не успеваю договорить фразу, как лев прыгает с высоты, толкает в грудь и сбивает. Меня отбрасывает, успеваю увидеть яростные, полные безжалостности, застывшие его глаза, и всё во мне сжимается. Забиваюсь в нишу, под камень, туда, где Сорокин, и не шевелюсь. Гран отходит.
Тихо, будто ничего не случилось.
Срываюсь с места и бегу. Бегу, скольжу по размытой земле, сначала во мне страх — вдруг погонится?! но нет, не погонится, он сделал всё, что хотел, вот только зачем, за что? Бегу и реву. Не от боли, а от непонимания и обиды. Что я ему сделала, кто он такой?! Я прусь с ним чёрте куда, а он дерётся чуть что не так! Всё, к чёрту, повернусь и уеду! Вернусь, сейчас же соберу вещи и вернусь. Одна? — легко! На трассу? — легко! Только я знаю, что буду не одна: если кто-то поднимет бунт, все от него уйдут, пусть прётся один, куда хочет, а я больше не хочу, надоело, он мне никто, и ничего для меня не изменится, кроме того, что я никогда не увижу этого Озера! Кроме того, что я не увижу…
