Поначалу Лида проклинала его. На английском, на русском и даже на китайском.
— You bastard, Alexei, you’re enjoying this. Help me out here.
[1]
— Нет.
— Damm уои.
[2]
Наблюдая за ее мучениями, он лишь улыбался, чем доводил ее до бешенства. Сперва Лиде было очень тяжело — попросту не хватало слов, но сейчас, хоть признавать это было крайне неприятно, она понимала, что брат был прав, когда заставлял ее учить русский, буквально терзая ее. Схватывала она быстро и теперь с удовольствием разговаривала на том языке, которому ее мать отказалась ее учить.
— Russian? — говорила Валентина на чердаке их китайского дома, презрительно хмуря темные глаза, горевшие на ее красивом лице. — What good is Russian now? Russia is finished. Look how those murdering Bolsheviks destroy my poor country and strip it naked. I tell you, малышка, forget Russia. English is the language of the future.
[3]
И мать встряхивала длинными шелковистыми волосами, как будто выбрасывая из головы все русские слова.
Но теперь в холодном вонючем вагоне поезда, тянущегося по бескрайним равнинам Северной России в сторону Фелянки, Лида вспомнила этот разговор, услышав вопрос сидящей напротив женщины.
— Вы из какой части России будете, девушка?
— Я из Смоленска, — солгала она и увидела, как женщина удовлетворенно кивнула. — Из Смоленска, — повторила она, наслаждаясь звучанием этих слов.
Китай, 1930
В пещере было холодно. Холодно настолько, что замерзло бы даже дыхание богов. Но пещера была слишком мала, чтобы разводить огонь. Чан Аньло неподвижно, как один из крошащихся серых валунов вокруг, сидел на корточках у входа. Ни единого шевеления. Ничего. Серое пятно на фоне однообразной серости зимнего неба. Но снаружи порошил снег, который под неожиданными порывами ветра то и дело вперемешку с пылью срывался с каменистых осыпей и вихрем проносился мимо пещеры, оседая на ресницах и рассекая до крови губы. Чан не замечал этого. У него за спиной по поросшим лишайником каменным уступам журчала вода. Этот негромкий предательский шепот был невыносимее холода.
«Будьте тверды духом».
Слова Мао Цзэдуна. Нового могущественного лидера, который встал во главе Коммунистической партии Китая.
Чан моргнул, чтобы сбить с ресниц лед, и тут же почувствовал кипящую где-то внутри злость. Сосредоточься. Он заставил свой разум сконцентрироваться на том, что должно было сейчас произойти. Пусть поганые псы из Националистической армии Чан Кайши узнают, что он им приготовил, что ждет их внизу, в долине на железнодорожных путях. Точно аллигатор, дожидающийся жертву в водах великой реки Янцзы. Невидимый. Неслышимый. Пока его зубы не вопьются в добычу и не разорвут ее на куски.
