Он знал, зачем отправился в это путешествие. Ему нужна была она.
«Осталось совсем немного».
Слова Алексея застали Лиду врасплох. Они садились в вагон. Когда им уже стало казаться, что очередной день прошел в напрасном ожидании, облако на горизонте сообщило о приближающемся поезде. Они вместе с толпой ринулись к двери вагона, но, несмотря на жуткую давку, большой казак с улыбкой оттеснил остальных пассажиров от ступенек, освобождая путь Лиде. Алексей протянул ей руку. Тогда- то он и произнес:
— Осталось совсем немного.
— Ох, сколько же на это времени ушло! — Когда она ухватилась за его руку, сердце ее дрогнуло.
— Просто с каждым днем мы становимся все ближе.
— Я знаю, Алексей, но от этого нам всем только лучше. Осталось совсем немного, и мы не свернем с пути.
Казалось, он на миг о чем-то задумался, но потом крепче сжал ее пальцы. И только тогда Лиде пришло в голову, что она могла неправильно его понять. Слова Алексея могли относиться не к ним, он мог иметь в виду, что они приближаются к лагерю. Когда она поняла, как ошиблась, ей вдруг сделалось страшно.
— Лида, — Алексей запрыгнул на подножку вагона и прикоснулся к ее плечу. — Я рад, что поехал с тобой.
Она повернулась и проронила:
— Я тоже рада.
Лида подбила покрывало под колени и уютно устроилась на своем месте между Алексеем и Попковым. Купе было забито людьми, но большинство их попутчиков дремали. Какой-то старик у двери громко сопел в усы.
— Вы из какой части России будете, девушка?
Это была пассажирка, сидевшая напротив, та самая соседка из гостиницы, чей храп она слышала у себя в номере. Полная женщина средних лет. На голове у нее был яркий платок в цветочек, туго затянутый под подбородком, из-за чего ее щеки надулись, как у хомяка.
Лиду этот вопрос обрадовал. Значит, часы тяжелой работы над собой не прошли даром. Она уже несколько месяцев разговаривала только по-русски и сейчас иногда замечала, что даже думает по-русски. Теперь она совсем не напрягалась, когда хотела что-то сказать, русские слова сами выскакивали из нее. Едва они пересекли границу с Китаем, Алексей и Попков наотрез отказались говорить с ней на каких-либо других языках, кроме русского.
Вначале девушка сердилась, жаловалась, ныла, но все было бесполезно. Алексей был непоколебим. Он до двенадцати лет жил в Санкт-Петербурге и даже потом, после большевистской революции, когда с семьей попал в Китай, по настоянию матери, графини Серовой, дома разговаривал только на родном языке. Эта речь текла из него, как черная нефть, и, хотя английским он владел не хуже любого эсквайра, ни разу с его уст не сорвалось по неосторожности ни одного иностранного слова.
