На следующий день, ближе к вечеру, Сети привел супругу и сына в свою рабочую комнату и с улыбкой указал на стоявшую на столе шкатулку. Когда он открыл ее, Туи и Па-Рамессу с любопытством заглянули внутрь и увидели дюжину остраконов.
— Читайте, — сказал он.
«Твой божественный сын будет жить в семье визиря», — было начертано на одном. «Я сообщила твоему божественному сыну, что ты живешь при царских конюшнях», — гласил другой. «Твой божественный сын недоумевает, почему ты ему не пишешь. Ты можешь передать ему послание со служанкой, которая принесла тебе это письмо», — значилось на третьем. «Неужели судьба твоего божественного сына тебе безразлична? Ты ни разу мне не ответил», — упрекал четвертый.
Туи с недоумением посмотрела на улыбающегося супруга.
— Все это кажется тебе забавным?
— Именно! У Хорамеса хватило ума не отвечать на ее провокации! Но теперь козням Незер-Мут конец: сегодня днем я поручил доверенным людям отвезти ее к границе Верхнего Египта.
И Сети закрыл крышку шкатулки.
Па-Рамессу с восторгом смотрел на отца. Отец продемонстрировал достоинство и решительность. Этот урок тоже не прошел для мальчика даром.
Этой ночью Птахмос спал плохо. Причиной тому, вероятнее всего, было отсутствие известий от Незер-Мут. Мальчик так метался во сне, что Па-Рамессу ушел спать в другую комнату.
Утром Птахмос пришел к нему, лицо его было помятым. Па-Рамессу приветствовал его лучезарной улыбкой.
— Ты оставил меня одного сегодня ночью!
— Ты ворочался, пока не столкнул меня с кровати.
— Мне снились плохие сны.
— Я должен был остаться и ждать, чтобы они и мне приснились?
Па-Рамессу был почти на год младше Птахмоса, однако интуитивно он осознавал, сколь ничтожны терзания маленького мальчика по сравнению с судьбой династии. Они сели завтракать. Слуги подали миндальное молоко, фрукты и лепешки с медом. Птахмос время от времени угрюмо посматривал на Па-Рамессу, как если бы считал его виноватым в своих горестях.
— Что ты обо мне знаешь? — спросил он наконец.
Чтобы вот так взять быка за рога, требовалась немалая храбрость.
— А что я должен знать?
— Ты никогда не задавался вопросом, почему меня взяли в вашу семью и почему я занял место твоего покойного брата?
— Ты — сирота, потомок древней царской семьи. Мои родители пожалели тебя и усыновили. Что еще я должен знать?
Превосходство, которым было проникнуто это простое объяснение, было равнозначно призыву к порядку; ответ Па-Рамессу означал: «У тебя нет никаких прав, ты существуешь лишь благодаря милосердию моих родственников».
