Я сидел в преддверии милостивого бога Генри Бломфильда и регистрировал мольбы и пожелания его мелких людишек. Сперва люди являлись к Бонди, я же принимал только тех, кто предъявлял записку от него. Бломфильд собирался прожить тут две или три недели, а уже три дня спустя я увидел, что ему придется пробыть здесь по меньшей мере лет десять.
Я познакомился с низкорослым Исидором Шабелем, который когда-то был румынским нотариусом и перестал быть им вследствие какого-то подлога.
Он проживает в отеле «Савой» уже шестой год: он жил тут во время войны, вместе с этапными офицерами. Ему шестьдесят лет, у него жена и дети в Бухаресте, и они стыдятся его; они даже не знают его местопребывания. Теперь, думает он, пора заняться своей реабилитацией — пятнадцать лет прошло со времени той несчастной истории; пора вернуться домой, посмотреть, что поделывают жена и дети, узнать, живы ли они и стал ли его сын офицером, несмотря на несчастье, постигшее его отца.
Он — удивительный человек. Ему хочется знать, какой чин имеет его сын, — и это причиняет ему столько забот. Живет он мелкою подпольною адвокатурою.
Иногда его навещает тот или другой еврей и заказывает ему какое-нибудь прошение, например, по освобождению от налога на наследство.
Его чемоданы уже давно арестованы Игнатием.
Обедает он жареным картофелем, но ему хочется знать, офицер ли его сын.
Еще год тому назад он обращался к Бломфильду, но безуспешно.
Ему требуется довольно значительная сумма для восстановления в своих правах. Он упорно настаивал на своей правоте.
Он сам распалял в себе свою горечь. Сегодня он просил еще робко, завтра он станет изрыгать проклятия, а через год сойдет с ума.
Я познакомился с Фаддеем Монтагом, другом Звонимира, живописцем вывесок, собственно, карикатуристом. Он мой сосед, живет в номере 715. Я уже несколько недель тут, и рядом со мною голодал Фаддей Монтаг. Но он никогда не кричал. Люди немы, немее рыб. Раньше они еще отзывались, когда им что-нибудь причиняло боль; с течением времени они отвыкли от жалоб.
Фаддей Монтаг — кандидат смерти. Худощавый, бледный, высокого роста, он тихо бродит повсюду; его шагов не слышно даже на голых каменных плитах шестого этажа. Подошвы его, правда, рваные, но слышны на этих каменных плитах даже мягкие туфли Гирша Фиша. У Фаддея Монтага уже бесшумные призрачные подошвы умершего. Он появляется молча; как немой, стоит у дверей и разрывает вам сердце своею немотою.
Он, Фаддей Монтаг, не виноват в том, что не зарабатывает денег. Он рисовал карикатуры на планету Марс, или на Луну, или на давно умерших греческих героев. На его рисунках можно было встретить Агамемнона, обманывающего Клитемнестру — в лагере, с пухлою троянскою девушкою. Клитемнестра стояла на холме и сквозь исполинский бинокль взирала на позор своего мужа.
