Нахман, Соболь и Вольф разнюхали, что в этой местности Европы забавные безделушки были пока еще неизвестны. Они привезли денег: это они доказали; говорили они очень разумно. Уже много лет тут пустовала прядильня покойного Майблума. Ее можно было восстановить, по словам Вольфа, с небольшими «затратами». Господин Нахман останется здесь; им, собственно, не так нужны деньги Бломфильда, как его имя. Фирма должна была называться «Бломфильд и К°» и снабжать, данную местность и Россию безделушками.
Тройня собиралась фабриковать фейерверки, бумажных змей, серпантин, хлопушки и лягушек.
Позже я слышал, что мысль относительно безделушек очень понравилась Бломфильду. Два дня спустя я увидел, как вокруг фабрики Майблума постепенно и медленно стали вырастать строительные леса, пока все полуразвалившиеся каменные стены ее не были окружены деревом и досками — наподобие памятника в зимнее время.
Нахман, Соболь и Вольф оставались здесь долго. Их можно было видеть неразлучно бродящими по улицам и площадям города. Все трое появлялись в баре и приглашали к своему столу одну девицу.
Они вели тесный семейный образ жизни.
В отеле «Савой» ко мне относятся с большим почтением, чем раньше. Сталкиваясь со мною в лифте или баре, Игнатий опускает свои пивные, желтые контролирующие глаза. Швейцар мне низко кланяется. Тройня также одновременно снимает передо мною шляпы.
«Гавриил, — говорю я сам себе: — ты прибыл с одной рубашкою в отель „Савой“, а уедешь отсюда владельцем двадцати чемоданов».
По моему желанию передо мною раскрываются скрытые двери, люди посвящают меня в свою интимную жизнь. Обнаруживаются удивительные вещи. Я готов воспринимать все, что несется ко мне навстречу. Люди предлагают мне себя, и их жизнь лежит передо мною ничем не прикрытой. Помочь я им не могу, но в состоянии повредить им; они же, радуясь, что нашли человека, обязанного их выслушать, раскрывают свои печали и тайны.
Им, людям, живется плохо. Горе их стоит перед ними, как исполин, как высокая стена. Их опутали серые, как пыль, заботы, и они бьются, как пойманные мухи. Одному не хватает хлеба, другой приправляет его горечью. Один хочет быть сытым, другой — свободным. Тут третий расправляет свои руки, считая их крыльями и думая, что в ближайшее мгновение, в следующий месяц или год он вознесется над низиною своей жизни.
Людям жилось плохо. Судьбу свою уготовляли они себе сами, а думали, что она исходит от Бога. Они были в плену традиций, сердце их было связано тысячами нитей, и нити эти пряли их собственные руки. На всех путях их жизни стояли запретительные правила их бога, полиции, государей. В одном месте они не смели идти дальше, в другом им было запрещено оставаться. И после того, как они таким образом в течение нескольких десятилетий барахтались, заблуждались и были в недоумении, что им делать, они умирали в своих постелях и оставляли свое горе в наследство своим потомкам.
