– Да, так! – Тон главы рода эру Венц стал вдруг живым, в нем обнаружилась боль. – Когда я узнал, что вы будете в инсуле, позвонил старый знакомый из штаба, я обрадовался, мать думала… а потом все это, я понимаю, что ты всего лишь декурион и не мог поступить иначе, но и я… – Он махнул рукой, сжал ручку так, что та сломалась, острие пера вонзилось в ладонь и потекла кровь.
Ноздри отца раздулись, как всегда в моменты сильного гнева, и Энхо закрыл глаза.
Нет, такое видеть он не в силах…
Некоторое время слышалось лишь тяжелое дыхание, а потом Травиант эру Венц заговорил вновь, трудно, натужно, с усилием, выкатывая каждое слово из глотки, как тяжело нагруженную вагонетку:
– Свободный гражданин, мы с вами более не состоим в родстве, но я счел необходимым сообщить вам о случившемся, я сумел отыскать вас и добиться видеосвидания. Вы имеете право знать…
– А Летиция? – перебил его Энхо.
– Она, она… – отец сглотнул. – Солидарна с нами и расторгла помолвку.
Тяжесть в груди стала еще больше, онемение поползло вверх и вниз, так что язык ворочался еле-еле, словно омертвел:
– Но почему? Неужели она… и вы поверили, что я – мятежник?
– Мы преданы Божественной Плоти! – воскликнул Травиант эру Венц, а затем сгорбился и махнул рукой. – Хотя что тут объяснять, ты сам все понимаешь… понимаете, свободный гражданин. Прости.
Экран погас, Энхо остался сидеть ошеломленный, оглушенный, не до конца живой.
Может быть, это все хитроумный трюк, чтобы смутить его, вывести из равновесия? Хотя нет, не той величины шишка младший декурион эру Венц, чтобы затевать нечто подобное…
Не шишка вовсе… и не эру Венц со вчерашнего дня.
Они преданы Божественной Плоти?
Но ведь и он был предан, и да… именно предан.
Энхо исполнял приказы, как надлежит гражданину Империума и военному, но оказался мятежником, и новый хозяин Мерцающего трона вовсе не спешит восстановить справедливость, устроить честный суд и оправдать тех, кто в общем-то ни в чем не виноват…
Янус прав, их сошлют или казнят.
Вошедшие в комнату конвоиры окриком подняли Энхо со стула, заставили куда-то идти – он шагал как в тумане, внутри было так же холодно, а под ледяной коркой чувствовалась пустота, и пустота эта росла. В один миг он потерял все, что у него имелось, честь, невесту, родственников и даже имя… так стоит ли после этого хранить то, что осталось?
Достойна ли его преданности Божественная Плоть?
Глаза защекотало, и он понял, что плачет – последний раз Энхо позволял себе слезы еще до того, как попал в Каструм Аетас, лет в двенадцать, и всегда считал себя стойким мужчиной…
