Мерцающий трон вспыхнул, мягкий свет окутал Вальгорна, и внутри у него что-то сдвинулось. Он не понял, что именно, вроде опять ничего не изменилось, но в то же время он стал другим.
Да, жертвоприношение… и для начала в честь Божественной Плоти жизни лишится не безымянный юнец в белом балахоне, а некто более значимый, можно сказать, уникальный…
Это будет настоящая, воистину благодарственная жертва!
Верховный понтифик удивленно обернулся, когда Вальгорн зашагал следом за ним, на лице жреца отразилось замешательство – еще рано, обреченных на гибель людей еще даже не подвели к жертвенному кругу, и Божественной Плоти пока нужно сидеть на троне.
– Аве! – воскликнул бывший принцепс, вступая на желтый песок.
– Мой государь, вы… – прошептал Каелум, но Вальгорн не стал его слушать.
– Только в руках моих право нести смерть и милость! – объявил он, вытаскивая из ножен клинок из вибростали, привезенный с Волюнтаса и ни разу не подводивший хозяина. – И сейчас я покажу это, и да будет первая кровь, пролитая в мою честь, угодна не только Плоти, но и Духу!
Он взмахнул оружием и глянул на Альенду:
– Иди сюда, сивилла.
– Да, мой государь, – отозвалась она, и красный шелк зашелестел, отмечая ее шаги.
Бледное лицо под копной седых волос не изменилось – неужели она не боится, ведь не может же проклятая ведьма не догадываться, что ее ждет, что живой ей отсюда не выйти?
Не нужно было спасать того выскочку, неведомо откуда взявшегося родича.
Сивилла оказалась рядом, спокойная, необычайно высокая, пахнущая имбирем.
– Прощай, – сказал Вальгорн и ударил, снизу вверх, чтобы клинок распорол живот и вошел в сердце.
Альенда пошатнулась, и губы ее раздвинулись в улыбке.
– Как жаль, что не все доступно нашему взгляду… – прошептала она, так что эти слова, помимо Божественной Плоти, уловил разве что Луций Каелум, но вряд ли жрец понял их смысл.
Да и сам Вальгорн, честно говоря, тоже.
Сивилла упала, и песка коснулся уже труп.
Вальгорн раздул ноздри, вдыхая запах свежей крови, его охватило радостное возбуждение – вот бы сейчас прямо здесь разорвать целку девчонке лет пятнадцати, чтобы она орала от боли и извивалась, и царапала его, а он мог кусать ее за шею, за уши, за грудь…
Но ничего, время для утех придет позже.
– А теперь жертва! Доставай свой нож, старик! – закричал он, повернувшись к верховному понтифику. – А вы все радуйтесь, что еще живы по моей милости, и не молчите, не молчите!
– Аве, Кесарь! – пискнул первым догадливый служитель.
