Кроме того, в то время Мэдж была гораздо богаче Агаты. Брак Мэдж с Джеймсом Уоттсом — одним из многих претендентов, вызвавшим ее интерес демонстративным безразличием, — был таким же выгодным, как в свое время брак ее тезки — бабушки. Джеймс был наследником Эбни-Холла — огромной викторианской усадьбы неподалеку от Манчестера, в которой останавливался принц Альберт и которую Агата использовала как место действия в нескольких своих книгах. В романе «После похорон» современная молодая повариха называет этот дом «настоящим древним мавзолеем» и жалуется на «невероятные размеры кухни, судомойни и кладовой». «Только чтобы обойти их все, нужно не меньше дня», — говорит она. В «Игре зеркал» Эбни — или, как в книге, Стоунгейтс — высмеивается как «некий готический монстр… лучших викторианских времен эпохи ватерклозетов». На самом деле дом производил чрезвычайно величественное впечатление, в чем Агата прекрасно отдавала себе отчет.
В детстве она любила гостить в этом поместье, тогда еще принадлежавшем родителям Джеймса Уоттса («Ну, о чем призадумалось наше мечтательное дитя?» — спрашивал ее, бывало, сэр Джеймс). О доме таких размеров, как Эбни, она сама мечтала: это был совершенно отдельный мир, в котором текла своя жизнь; мир, казавшийся бесконечным из-за «огромного количества комнат, переходов, неожиданно возникавших ступенек, черных лестниц, парадных лестниц, альковов, ниш».[40] Хотя Агата любила солнечный свет и свежий воздух, она была покорена стигийским обликом Эбни, укутанного от пола до потолка в парчовые шторы и настенные ковры. Комнаты были темными и производили впечатление богатства и монументальности: зеленая шелковая обивка стен в гостиной, деревянные панели, расписанные вермильоном и ультрамарином, дубовая мебель, напоминающая миниатюрные боевые корабли. В доме царил волшебный дух пучин, тайников, секретов. Сама его массивность казалась не вполне реальной. В «Игре зеркал» Стоунгейтс уподоблен театральной декорации, хотя «эта иллюзия существовала в восприятии зрителя, а не в самой конфигурации здания».
После замужества Мэдж Клара с Агатой всегда проводили Рождество в семье Уоттс. Позднее Агата вспоминала лопающиеся от подарков подвешенные чулки, заваленные дарами стулья, столовую, мерцающую в зыбком пламени свечей, нескончаемое изобилие еды — суп из лангустов, запеченная индейка, отварная индейка, говяжий филей, сливовый пудинг, пирог с миндалем и изюмом, трюфели, виноград, апельсины, сливы, консервированные фрукты… Это было миром прошлого, снова воплощенным в жизнь. Рождественский образ Эбни — с его изобилием, его английскостью, его диккенсовским сочетанием призрачного света и мрака пучины — Агата пыталась воссоздавать всю жизнь.
