В мае Клара отправилась в Илинг с Агатой, которая хворала. Фредерик к тому времени был уже серьезно болен, но как истинный джентльмен думал о других. «Я очень расстроился, узнав сегодня утром из твоего письма, что Агата чувствует себя не так хорошо, как хотелось бы… Мэдж пригласила на завтра десять подружек поиграть в пинг-понг и очень важничает по этому поводу… Я отлично держусь».[31]
Между тем в течение всего 1901 года он вел записи своих «сердечных приступов». С июня по сентябрь он насчитал их тридцать: «Легкий приступ. Спокойной ночи» — типичная запись. Клара наверняка увидела этот список только после смерти мужа, потому что он не хотел ее тревожить. В октябре он писал ей из своего клуба «Уиндэм», что на Сент-Джеймс-сквер, о визите к лондонскому специалисту: «Сегодня утром был у Сэнсома, и он сказал мне почти то же самое, что и в прошлый раз. Он уверен, что мое сердечное недомогание связано скорее с нервами, чем с чем бы то ни было другим… Два последние дня я чувствую себя намного лучше… Бог даст, я теперь покончу с врачами». В некотором смысле так оно и случилось: спустя месяц Фредерик скончался. Ему было пятьдесят пять лет. Он жил тогда в Илинге, чтобы быть поближе к Лондону, где надеялся найти работу.
Финансовые заботы, коими он так долго пренебрегал, сыграли свою роль в его ранней смерти. Его сердце и его состояние убывали параллельно, и он не знал, что с этим делать. «Писем из Америки не было с момента моего возвращения оттуда; хотелось бы верить, что это хороший знак»,[32] — писал он Кларе.
К тому времени не оставалось ничего иного, кроме как смириться с тем, что нью-йоркская недвижимость требует для своего содержания куда больше средств, чем дает дохода, что один доверительный собственник, распоряжавшийся ею, попал в сумасшедший дом, а другой застрелился и что смутные подозрения в растрате ими миллеровских денег отнюдь не безосновательны. Еще в 1896 году, когда приближение катастрофы впервые стало очевидно, Фредерик предпринял кое-какие меры. Сдав Эшфилд внаем, он с женой и дочерьми отправился на год во Францию. Это был обычный способ экономии для попавших в стесненные обстоятельства людей их сословия. Тогда, в отличие от нынешних времен, жить в отелях на континенте было дешевле, чем содержать большой дом в Англии, а для участия в светской жизни всегда можно было запастись рекомендательными письмами. Первые полгода Миллеры провели в По, который считался целебным местом благодаря чистому горному воздуху. Потом переехали в Котрэ — тоже в Пиренеях, потом в Париж и, наконец, в Бретань. Агата была слишком поглощена впечатлениями, чтобы скучать по Эшфилду. К тому же, если мама была рядом, она чувствовала себя счастливой везде. Между тем во Франции она вовсе не жила в воображаемом мире: сразу же по приезде ее постигло некоторое разочарование, ибо здесь все оказалось в общем так же, как и в других местах. Она мечтала увидеть горы, но… «Меня ждало одно из самых тяжелых разочарований в жизни, этого чувства я никогда не забуду. Где же эти громады, взмывающие вверх, вверх, вверх, до самого неба, ввысь над моей головой за пределами видимого или постижимого?»
