Агата всегда любила вкусно поесть, но до тридцати с лишним лет оставалась очень худой.
Слуги были, так сказать, архитекторами Эшфилда. Они плели узор повседневной жизни Агаты и, как она сама пишет в «Автобиографии», «вносили в нее самые яркие и сочные краски… Если бы я вдруг оказалась теперешним ребенком, то, быть может, сильнее всего тосковала бы по отсутствию [sic] слуг». Современному миру не понять ее отношения к ним, которое было свободно от всякого чувства вины и сомнений. «Слуги знали свое место, как тогда говорили, но осознание своего места означало не подобострастие, а гордость — гордость профессионалов».
Хорошую прислугу ценили высоко. «Никогда не понимала, почему считается, что быть прислугой унизительно, а работать в магазине — значит быть независимой и важной. Работая продавщицей, приходится мириться с гораздо большим высокомерием, чем… в доме приличных хозяев», — говорит в «Лощине» Мидж, которая вынуждена зарабатывать на жизнь продажей одежды. Агата считала, что из нее самой вышла бы хорошая горничная, прислуживающая за столом (те должны были обладать высоким ростом); в какой-то момент даже серьезно об этом подумывала. Это случилось во время кругосветного путешествия с Арчи, когда у них почти не осталось денег.
Плохие слуги, напротив, никаким уважением не пользовались. Если служанка, подающая на стол, плохо справлялась с работой, ее называли «недоразумением, состоящим из аденоидов и плохого произношения». Такое отношение de haut en bas (свысока) в последние годы несколько подпортило репутацию Агаты. «Удивительное это животное — хороший слуга», — вскользь, с явным презрением бросает персонаж из «И никого не стало», и наши либеральные сердца начинают трепетать от негодования, как у неврастеничных пожилых дам.
Но все отнюдь не так просто. Например, «испуганная крольчиха» Глэдис из «Кармана, полного ржи» — явно дурной пример Агатиного вялого снобизма — на самом деле один из центральных персонажей, наиболее существенных для развития сюжета, и автор относится к ней с искренним сочувствием. «Боюсь, жизнь жестока, — говорит мисс Марпл. — Никто по-настоящему не знает, что делать с такими вот Глэдис. Они обожают ходить в кино и все такое, но всегда мечтают о несбыточном, о том, чего с ними ни при каких обстоятельствах не может случиться. Наверное, в некотором роде это дарит им минуты счастья. Но все кончается разочарованием…»
Сказано умно и справедливо, и все же из-за стереотипа, созданного самой Агатой, мы отвергаем это как высокомерие. Агата нередко использовала хорошо знакомый стереотип, чтобы потом опрокинуть наши ожидания. Это был один из ее самых хитроумных трюков. В сущности, это было больше чем трюк: таким неожиданным способом она обнаруживала свою незаурядную интуицию, свое несколько усталое понимание человеческой природы.
