Поблагодарил ее Джимшед и сказал: «Дай мне пока немного еды, чтобы я мог привести в чувство Бепари, она истаяла от страха и исхудала от голода. С трудом довел я ее, обессиленную, и оставил у городских ворот. Ты приготовь мне пищу, а я уеду через три дня. Если до тех пор прослышит про то царь — хорошо, нет — больше я ждать не смогу». Дала старуха Джимшеду две лепешки и сама пошла за ним: «Где ты остановился, покажи мне», — просит. Отвечал он ей: «Матушка, ты лучше моего этот город знаешь, я едва донес царевну до того дома? что близ башни стоит. Сейчас мы расположились там. Пока Бепари не поправится, никуда мы оттуда не двинемся! Ступай, поскорей приготовь нам еды и приходи туда, может, увидев тебя, царевна развеселится». Обманом вернул он старуху в дом, а сам стегнул коня и поскакал к нам. Мы ждали его внизу, у дороги. Немного поели. Сел царевич на моего коня, я сзади примостился, на свою лошадь усадил он Бепари, и поехали мы, не дожидаясь ни старухи, ни пищи.
А старуха, приготовив еду, пришла на условленное место и, не встретив нас, обошла весь город, но никого не обнаружила. Села и написала обо всем подробно царю. Был у нее, оказывается, в помощниках один колдун, который уходил и приходил невидимкой. Пока мы находились у нее дома, она не могла его вызвать, а когда мы сражались с драконом, не до того ей было и времени не могла выбрать, чтобы обо всем сообщить царю, а теперь написала она так: «По повелению вашему на самом царе хатайском испробовала я свои чары, и не по моей воле случилось все то. На мою беду, появился в вашем царстве дракон, который заставил вас бросить свой славный престол и дочь, подобную солнцу. Ты при казал мне, и я не посмела ослушаться — осталась затем, чтобы служить твоей дочери и избавить ее сердце от страха перед драконом, а дракона ублажить сладкими речами и обилием еды. И устроила бы я все как нельзя лучше, но ныне пришел сын хатайского царя, еще безбородый юноша, но головой достигающий облаков, с голосом, подобным небесному грому. Лик его светлее солнца, зубы — жемчуг, уста — коралл, стан его — движущийся кипарис. Человек не в силах воздать ему должную хвалу. Горячностью подобен он сидящему на колеснице Зуалу[40]. Много палаванов довелось мне видеть при твоем дворе, а также без счета в чужих странах, одних сама видела, о других слышала, но подобного всадника — закованного в панцирь, держащего поводья, заносящего саблю, разящего мечом, пускающего дождь стрел и мечущего палицу — не видала нигде, да и не слыхивала о таком. Так испытан он во всяких делах, что моря не боится, дэвов и драконов, так же как и людей, не пугается. Если увидишь его сидящим верхом, скажешь: «Как может прийти в голову кому-то покорить его, тому, кто ополчился против него, не помогут сила и прочность щита».
