Отец дал мне в дорогу целебное снадобье для ран. Принес я воды, промыл раны, оторвал подол своей одежды, смазал тем снадобьем раны и перевязал их, а сверху своим поясом туго обвязал, дал ему понюхать благовоний, старался я и так и этак. До тех пор трудился, пока не пришел он в себя. Раскрыл глаза и пролил слезы: «О горе мне, как глупо я умираю». Заплакал и я и стал бить себя по голове. Сознание еще не настолько вернулось к нему, чтоб он заметил мое присутствие. Прошло немного времени, и он сказал: «Хоть бы кто-нибудь дал мне напиться!» Я быстро сбегал за водой; утолив жажду, он сказал: «Кто ты, брат, что помог мне в такое трудное время?» Я не отвечал. «Узнает он меня или нет?» — думаю. Царевич сел и огляделся. Увидел он меня, узнал, засмеялся: «Слава богу, хоть умираю я не в одиночестве!» Джимшед хотел подняться на ноги, но не смог. Как увидел я, что он меня узнал, а я тоже был весь в крови, запыленный и истомленный, пал перед ним на землю и протянул ему меч: «Виновен я, и ничто, кроме смерти, не поможет мне!» Заплакал он и молвил:
«Встань, брат! Пусть бог не убивает тебя до тех пор, пока я не убью! Не твоя это вина и не моя. Это был знак моей гибели, и теперь он у меня перед глазами, ведет за собой. То яйцо — мой предводитель, я следую за ним».
Не было у меня сил подняться на ноги, и лежал я на земле. И еще сказал он мне: «Я не могу встать и поднять тебя с земли; отчего ты не встаешь? Господь свидетель, я не виню тебя и рад встрече с тобой. Как увидел тебя, так словно я и не пропадал. Жаль мне слепого визиря, у которого нет никого, кроме тебя». Поднялся я на ноги, снова поклонился ему до земли и сказал так: «Если бог простит мне грех перед царем Томераном, над которым небо от семи громов раскололось, свод небесный вспять повернулся, солнце Хатая в пропасть сгинуло, и не ждут они боле его восхода, то не стоит вспоминать о слепоте и разлуке с сыном, постигшей моего отца. Он вздохнуть мне не дал, вслед за тобой выгнал и велел молить тебя об одном: «Не втягивайся в дело нечистое, сатанинское». Я, конечно, не имею права указывать тебе, но, раз уже ты не спросил ответа за мой грех и не убил, я осмелюсь просить тебя вернуться вместе со мной».
Отвечал он мне: «Такое говорить негоже, я не вернусь, а ты, если хочешь, возвращайся». Я сказал: «Не дай господь без тебя предстать перед государем, я не расстанусь с тобой. Да если б я и захотел поступить так, к кому бы я ни пришел, каждый скажет мне: «Если бы ты был добрым молодцем, не покинул бы царского сына, повелителя своего». Чем же я их порадую, если ты порадовать не смог?»
