— Чем ближе, тем теплее, — донеслось из беседки.
Мне оставалось его тем утешить, что генералы перед отлетом не особенно любят много говорить, следовательно, собрание пройдет по усеченному формату.
— По какому формату ни пройдет, говорить же что-то придется, а так не хочется, народ уже плюется от этой болтовни.
— Вот и скажи об этом!
— Придет время и скажу. Здесь один знакомый шепнул, что вскоре партию из армии погонят, и политотделы вместе с ней. Чувствую, заварушка будет, пожалуй, круче афганской.
— Чудак, нашел с чем сравнивать. Если что и будет, так в порядке реформирования. Без реформы страна армию потеряет. Это однозначно. Афганистан показал, что в этом плане нам есть о чем подумать.
Пухляк улыбнулся:
— Теперь «думалки» в другом направлении работают. Мы еще в академии об этом спорили, между собой, втихую, а теперь можно и гласно, что однопартийная система себя изжила. В Москве так многие считают. Уж если там кому в голову мысль вскочила, так обратно ее не вышибешь. Так что будем готовиться сдавать партбилеты.
— Сдавать или нет, время покажет.
— Это в вас член парткомиссии говорит, а в душе боевого офицера полное со мной согласие.
— Откуда ты знаешь, что в моей душе?
— У вас на лице, как на этой бумаге, — и он кивнул в сторону объявления, — как считаете, пойдет народ?
В прошлый раз офицеров заманили в клуб тем, что Ерохин где-то достал аудиокассеты с фильмом «Однажды в Америке». Зал набился битком. Даже пришли офицеры с танкистскими эмблемами. Клубный телевизор пришлось подвешивать к потолку.
Вскоре позвонили из штаба округа, сказали, что собрание надо начать на два часа раньше. Причину объяснять не стали. Она прояснилась, когда начальник политического отдела подполковник Дубяйко по своим каналам узнал, что после собрания генерал Иванников сразу улетал в Москву.
Командир полка подполковник Гаврилов схватился за голову, вызвал к себе начальника штаба подполковника Громова, и вдвоем начали срочно обзванивать командиров эскадрилий. В моем кабинете также раздался телефонный звонок:
— Лунянин, давай сюда и захвати с собой всех кого можно!
— А кого можно?
— Да не ёрничай ты, я же сказал всех. Приказано собрание на два часа раньше начать.
— А с чего бы это? У меня все оповещены, что на девятнадцать, как теперь их собирать? Если солдат для массовки, на задние ряды?
На том конце телефона послышалось громкое чертыхание, переросшее в мат, что Гаврилов позволял себе в разговорах со мной крайне редко.
