— Недалеко ушло то время, а теперь вот и вовсе возвратилось, — и ругнулся.
Подошел Сорокин, потоптался, как-то виновато проговорил:
— Там бархат от занавеса остался, пускай им гроб обошьют. Наталья сказала, что хоронить будет здесь, в Чирчике, на православном кладбище.
— А при чем здесь православное или не православное, — хмыкнул Громов.
— Так она решила. Они ведь оба детдомовские. Куда везти, да и зачем?
— Может, она еще и попа заказала?
Сорокин пожал плечами:
— Вроде как самоубийц церковь не отпевает.
— Ты откуда знаешь? — удивился Громов.
— Знаю, — и Сорокин пошел сутулясь, как будто взвалив на плечи невидимый тяжелый груз, с которым теперь придется ему идти по жизни до самого конца.
— Что он знает, секретарь сраный, — ухмыльнулся Громов, — он еще не знает самого главного: только что получена бумага из Москвы. Ты даже не поверишь, что в ней прописано. Сообщаю в порядке конфиденциальности: партия приказала долго жить. Все то, о чем судили да рядили, свершилось одномоментно, армия становится беспартийной. Пока есть время, сходи, ознакомься, интересная бумага, очень интересная. Теперь Дубяйко очередь вешаться, не к слову будет сказано.
— Ты поосторожней, такие долго живут.
— Да, настоящего мужика, можно сказать, в петлю засунул. Вот, считай, что вместе с Ерохиным и партию хороним. Пойду в клуб, посмотрю, что там и как. Послушай, у Ерохина помимо ордена много медалей, надо бы все на атласных подушках разместить, знамя полка поставить. Ты как считаешь? Да, еще траурное фото около клуба и около подъезда. У него квартира на каком этаже?
— На втором, — ответил я, пересиливая бедовый комок, клещами сжимавший горло. — Я своей сказал, чтобы сходила к Ерохиной, мало ли что, да и сам пойду туда.
— Значит, у подъезда, — буднично продолжил Громов, — а насчет жены, правильно. Остальных она и видеть не захочет. Сдали мужика ни за понюх табаку. — Чувствовалось, что он в душе гордился тем, что не присутствовал на заседании партийной комиссии. Громов кивнул в сторону гор: — Ишь, облака закурчавились, быть грозе.
— Гроза, как слеза, будь оно все неладно, я у себя дома.
— Ладно, — Громов кивнул головой, — шагай.
На полпути от штаба к ДОСам меня догнал запыхавшийся Сорокин:
— Николай, сумасшествие какое-то, не поверишь, позвонил Дубяйко, приказал: никаких похорон в клубе не устраивать, никаких почестей. Сказал, таково требование политуправы.
— Генерала Иванникова, что ли?
— Ну, не знаю, скорее всего.
