Карикатурный вариант вранья жив и сегодня, хотя уже опубликованы десятки свидетельств о том, как все было на самом деле. Керенский под угрозой расправы бежал из Зимнего дворца «в своей обычной полувоенной одежде», в том самом френче, в каком мы видим его на многих фотоснимках; вместе с помощником командующего Петроградским военным округом Кузьминым он выехал на автомобиле в Гатчину — туда, где располагались войска, пока еще преданные Временному правительству.
Документально установлено, что в дни с 27 по 31 октября Керенский, сняв с себя обязанности главковерха и возложив их на генерала П. Н. Краснова, занимался с ним подготовкой «освободительного похода» на большевистский Петроград. Из затеи, однако, ничего не вышло: сил Для похода было собрано слишком мало: пять — шесть казачьих сотен красновского 3–го корпуса; остальные части держали фронт против немцев и оставались на позициях под Петроградом.
Историю бегства Керенского из Гатчины его главные фигуранты истолковали так противоречиво, что историки, не найдя подтверждений ни той, ни другой версии, приводят их обе. «В три часа дня, — вспоминает Краснов, — ко мне ворвался комитет 9–го Донского полка с войсковым старшиною Лаврухиным. Казаки истерично требовали немедленной выдачи Керенского, которого они сами под своей охраной отвезут в Смольный», на что генерал ответил категорическим отказом: «Предателями казаки никогда не были… Предавать человека, доверившегося нам, неблагородно». И, когда комитетчики ушли, Краснов тотчас предупредил Керенского об опасности и предложил ему немедленно покинуть Гатчинский дворец. «Как ни велика вина ваша перед Россией, — сказал он ему, — я не считаю себя вправе судить вас. За полчаса времени я вам ручаюсь» (Краснов П. Н. Атаман. М.: Вагриус, 2006. С. 381).
Приведя версию генерала, Керенский комментирует: «Все это сплошной вздор и вымысел» («Гатчина»). Краснов в тот день, 1 ноября, убеждал свергнутого премьера «отправиться в Петроград для переговоров с Лениным», что и вынудило Александра Федоровича «спасаться бегством». «Через несколько секунд, — пишет он, — я превратился в матроса довольно нелепого вида: рукава куртки были слишком коротки, а мои коричневые башмаки совсем не гармонировали с обмотками, матросская шапка была слишком мала и торчала на макушке. Маскировка заканчивалась выпуклыми автомобильными очками» («Моя жизнь в подполье»). Его вывели к автомобилю и под охраной солдат с гранатами вывезли из Гатчины.
