Элеонора подошла к нему еще ближе и так понизила голос, что только он один мог слышать ее.
— А других известий никаких нет?
— Никаких, — последовал такой же тихий ответ. — Наши молчат.
— Тише — Отто слышит нас, — перебила Элеонора и, равнодушно отворачиваясь от него, громко прибавила: — Ты взобрался бы на холм, Отто, вместе с господином Лоренцом. Оттуда, несомненно, видно больше, чем здесь, на берегу.
— Да, это был как раз мой наблюдательный пост, — подтвердил Янсен.
Но Отто не спешил следовать этому совету. Критическим взором окинув обоих, он ответил с едкой раздражительностью, которую даже не старался скрыть:
— Это значит, вы меня прогоняете, потому что у вас снова пойдут важные разговоры, и я здесь, конечно, лишний? О Арнульф, я прекрасно знаю, что ты все доверяешь моей сестре! Она знает все твои тайны, ты говоришь ей все, она во все посвящена, а я ничего не знаю. Меня гонят, как школьника, который выбалтывает все, что услышит.
— Но Отто, с чего ты взял? — попыталась было успокоить его сестра, однако обмануть юношу было не так-то легко.
— О, я вовсе не желаю врываться в ваше доверие, — гордо заявил он. — Пойдемте, — обратился он к воспитателю, — вы видите, от нас хотят отделаться, нас посылают наверх, где нам ничего не будет слышно.
— Безопасно ли только там, в лесу? — заметил Лоренц, бросая озабоченный взгляд наверх.
— Я с вами! — воскликнул Отто, ударяя себя в грудь. — Я защищу вас! Хотелось бы мне, чтобы на нас напали…
— Что вы, Бог с вами! — с ужасом запротестовал старик, но его воспитанник продолжал с еще большим пылом:
— Чтобы я мог показать своей сестре и Арнульфу, что я — не ребенок, которого удаляют, когда взрослые разговаривают.
С этими словами он увлек за собой воспитателя. Тот, вольно или невольно, последовал за ним, и они исчезли за деревьями.
— Он прав, — промолвил Арнульф, смотря Отто вслед. — С ним действительно обращаются, как с мальчиком, хотя у него все данные, чтобы видеть в нем почти взрослого.
— Да, но у него вовсе нет рассудительности, — ответила Элеонора, — и этим он повергает в опасность и себя, и других. Итак, от наших нет никаких известий?
— Нет, посланный, которого я жду, прибудет, вероятно, только ночью; днем ведь здесь нельзя шелохнуться: наместник сторожит, как Аргус. Полицейской и военной властью он думает задавить всех, но долго так продолжаться не может, и спаси его Бог, когда все поднимутся против него!
Смутная угроза слышалась в этих словах, и взор, сопровождавший их, не сулил ничего хорошего. На лбу молодой девушки образовалась мрачная складка.
