Долина любви | страница 77
— Теперь моя очередь извиняться, — сказал он. — Прошу меня простить. То был внезапный порыв. Вы не сердитесь?
— Нет, я не сержусь, — ответила она и благожелательно улыбнулась ему.
Мигель взял бокалы и подошел к буфету, чтобы скрыть за этим свою неловкость.
— Позвольте предложить вам еще бокал нашего хереса, — сказал он.
Вивьен молчала, размышляя о странности их разговора: он начался очень задушевно, на фоне гор в сумерках, затем стал звучать саркастически и даже гневно и наконец все-таки привел к лучшему взаимопониманию.
Он подал ей золотистый напиток, мерцающий в хрустальном бокале.
— Должна ли я, дон Мигель, изменить намерение поехать на асиенду? — спросила его Вивьен.
Он взглянул на нее, задумчивое выражение вновь появилось на его прежде бесстрастном лице.
— Нет, — произнес он наконец. — Поезжайте, если вам так хочется. Ведите свои наблюдения, но не поощряйте Марию-Тересу без надобности. Не придавайте большого значения Эскобедо. Если хотите доставить мне удовольствие, то думайте больше о том, чтобы увидеть Испанию, где Мария-Тереса может вам помочь в качестве гида.
— Должна ли я стремиться к тому, чтобы доставить удовольствие больше вам, чем вашей сестре?
— Давайте не будем начинать все сначала. Я не хочу ссориться с вами.
Они не заметили, как открылась дверь, и удивленный голос Марии-Тересы спросил:
— Почему кто-то хочет ссориться с Вивьен? Какой грех ты совершила, Вивьен?
— Наверное, грех непонимания, за который, я надеюсь, твой брат уже простил меня.
— Херес, Мария-Тереса? — предложил Мигель, решительно меняя тему разговора. — Кажется, уже время обеда.
— Да. Я заинтересовалась, куда подевалась Вивьен, и пошла ее искать. Кузина Андреа в гостиной совсем одна.
Никто из них не испытал желания скрасить одиночество кузины Андреа. Они остались в комнате Мигеля, оживленно беседуя, до тех пор, пока не пришел Хосе и не сказал, что обед подан.
В эту ночь Вивьен не могла сразу уснуть: ее мысли все время возвращались к разговору с Мигелем. Ее очень удивило то, что Мигель считает Фернандо Эскобедо неподходящей партией, и она старалась понять, почему. Мигель происходил из старинной, богатой традициями семьи, а Фернандо был родом из крестьян. В Англии такие сословные барьеры уже рушились, хотя и не так быстро, как хотелось бы. А в Испании, очевидно, дела обстояли по-другому. «Но если Фернандо — крестьянин, то и я, наверное, для Мигеля ничуть не лучше, — подумала Вивьен. — У меня нет знатных предков, родители не имеют ни большой собственности, ни денег. Тогда я тоже для них малоподходящая компания, разве что в качестве помощи в трудную минуту».