– Кобыла готова твоя, – Лузга подошёл крадучись, встал рядом с командиром. – Смотрю и не нарадуюсь, как добро тайное вознаграждается явно.
– Умный ближнему добра не делает, а сделав добро, не кайся, – ответил Щавель, которому хотелось поскорее покончить с вышибалами и отправиться в путь. – В Новгороде теперь пускай на тяжёлых работах грехи замаливают.
– Там такие лбы не помешают, – Лузга утёр соплю, залихватски пригладил ирокез, харкнул с крыльца.
– Этих ковать закончат, кобылу приведёшь, – распорядился Щавель.
– Бут-сде, – тряхнул гребнем Лузга и пошкандыбал на конюшню, где в чересседельной суме хранилась заветная котомка. И хотя в отряде шарить по чужим пожиткам было не принято, он старался не спускать глаз с ценного имущества, и вообще держался поближе к навозу, исповедуя древнюю правду: слаще пахнешь – крепче спишь.
Лузга подвёл кобылу к самому крыльцу. Щавель взлетел в седло, проехал мимо вышибал, не удостоив горемычных взглядом. Ратники распахнули перед ним ворота. Кобыла вынесла Щавеля на улицу Котовского, где ожидала городская стража. Подошёл начальник конвоя, поклонился боярину.
– Возьми. Передашь в канцелярию Иоанну Прекрасногорскому лично, – Щавель протянул скреплённый сургучной печатью свиток.
– Сделаю, как прикажешь, боярин, – страж затолкал увесистый цилиндрик за пазуху и отправился принимать контингент.
Под смешки Михана, по такому случаю повязавшего на башку сикось-накось свой любимый красный платок, бывшие Едропумедовы вышибалы покинули двор. Бряцали цепи, падали наземь горючие слёзы.
Начальник пересчитал подопечных, выстроил невольников на улице имени каторжника перед памятником, зычно произнёс древнюю формулу Охраны:
– Граждане задержанные, вы переходите в распоряжение конвоя. За время нахождения под стражей запрещается курить, разговаривать, нарушать целостность крыши, стен, пола, допускать нарушения внутреннего распорядка. При невыполнении требований конвой имеет право применить физическую силу и спецсредства. При побеге конвой применяет оружие без предупреждения. Слава России!
– России слава! – в один голос выдохнули бедолаги, повинуясь силе заклятия.
Начальник конвоя вопросительно глянул на боярина, безмолвно наблюдавшего за процедурой. Щавель кивнул.
– Нале-во! – во всю глотку рыкнул начальник. – Разобрались по парам, сучьи дети. Шагом марш!
Чернокафтанники под звон кандальный отправились на княжеский суд, а Щавель заехал во двор и, не слезая с седла, провёл развод. Карп с людьми готовили обоз к завтрашнему выходу. Охранять их осталась десятка Фёдора, а десятка Сверчка, лепила, бард и Михан оказались предоставлены сами себе.
