— А что я буду с того иметь? — Вопрос как бы подразумевал — в принципе он не против, но торговаться будет отчаянно.
Однако и бургомистр был не прост и в таких делах поднаторел, наверное, даже сильнее гостя. А потому разом отмел все попытки набить цену.
— Жизнь за жизнь. Ведь однажды это может быть и твоя…
Собеседник покивал головой, с невыразительным лицом выслушав ответ городского головы. Все верно — жизнь золотом не измеришь, да и не всегда купишь… Всяко оно может повернуться, а иметь возможность вытащить кого угодно из рук палача — это дело нешуточное. И верно намекнул этот Стайн — однажды может быть выкуплена и его, Салдана, собственная голова. И он согласился.
— Ну что ж. Есть у меня на примете человечек — ловкий и о смерти еще не задумывается. Когда?
Стайн с облегчением вздохнул, откинувшись обратно на спинку кресла и забавляясь игрой огненных бликов в резных гранях хрустального стакана. Повертев его в пальцах, аккуратно поставил на столик и поднял глаза на собеседника.
— Мороз может установиться в любое время, и тогда у нас останется не более суток до тех пор, пока лед на реке не окрепнет. Сейчас погода благоприятна… но я менее всего советовал бы на это полагаться.
Тот еле заметно усмехнулся и кивнул. Все понятно. Хоть маги и соблюдают нейтралитет, но, видать, кто-то из них ворожит родному городу — да вестимо дело, не за пустые слова. Оно и понятно, если втихомолку да без шума, только для своих — на многое глаза закрывают.
А бургомистр продолжил негромко, словно говоря сам с собой.
— Ни в каких бумагах, естественно, ничего такого не будет. И официально на совете о таком даже не помышляли. Но я поговорил поодиночке, тайно, со всеми мало-мальски влиятельными членами городского совета, и мое мнение не только одобрили, но и поддержали…
Вот так и была решена судьба маленькой девчонки. Правда, тогда она еще не знала об этом. И даже не задумывалась, как верно заметил Упырь. «Кто же в пятнадцать думает о неизбежном — разве только неисправимые пессимисты?»
Линн лежала, закопавшись в груду мусора, которую устроила с подветренной стороны солдатня из лагеря графа Ледвика. Хоть и рыскали вокруг городских стен суровые и неулыбчивые патрули, хоть следили, чтобы никто не мог без ведома предводителя въехать, а тем более выехать и вызвать подмогу — а все же обыскивать кучу отбросов и извергнутого содержимого солдатских задниц никто не додумался.
Запашок был еще тот, вполне можно себе представить, но по крайней мере внутри было куда теплее, чем снаружи. А главное — между обглоданным добела кабаньим черепом и порванным седлом прекрасно просматривался ряд палаток и большое, алого шелка жилище самого графа, возвышающееся посреди некоего подобия площади в центре лагеря.
