Женщины часто утирали фартуками обильные слёзы, они понимали, что на месте Пашки мог оказаться любой из их мужей или сыновей. После окончания рассказа многие вышли на свежий воздух покурить. Григорий стоял один, дымно смоля самокруткой, разговаривать не хотелось. Внезапно он услышал голос жены:
- Гриша!
- Вот вышел покурить.
- Мать сильно переживает! – она неслышно подошла сзади. - Почернела вся, осунулась.
- Сдала Зинаида Степановна, это точно. – Согласился он с Тоней. - Недавно ходила молодухой, а ушёл Ефим и сразу старуха.
- Ох, Гришенька! – запричитала жена и беззащитно прижалась к его груди. - Что же нам теперь делать, как жить дальше?
- Как жили, так и надо жить. – Ответил Григорий обречённо глядя в сторону. - Они умерли, а нам детей надо растить…
- Как ты можешь так легко говорить о смерти?
- Я Тоня столько смертей повидал, стольких людей похоронил, что не боюсь её костлявую.
- А я боюсь!
- Придёт моё время, спокойно в землю лягу.
- Зачем такое говоришь, зачем беду кличешь?
- Кличь её не клич, она сама в любом случае нагрянет. Пожили мы с тобой спокойно пару годков, а она уже рядом, своё с лихвой берёт. – Григорий зло отшвырнул догоревший окурок. - И кто знает, какие беды впереди…
- Да разве что может сравниться со смертью родителей? – вскинулась Тоня. - Для меня это самое страшное… Как жить опосля?
- Привыкнешь!
- Привыкну? – возмутилась она. - Ты так говоришь, потому что он тебе не родной отец…Я всё забыть не могу, как ты в тот день пьяным явился. Не прощу никогда!
- Как знаешь, только я Ефима уважал и жалею о нём. Вины моей в его смерти нет и потому не совести меня, не надо…
Григорий резко отслонил жену и решительно направился в сторону засыпающей степи. Он шёл, уверенно ставя на пыльную почву могучие ноги, а Тоня осталась стоять одна, с прижатыми к высокой груди, трясущимися руками.
- Как он может так обижать меня? - Растерянными глазами она смотрела в след уходящему мужу и не узнавала его. С этого дня пролегла между ними невидимая трещина, с каждым последующим годом всё более широкая.
Любая керамическая посуда обладает одним определяющим свойством, непредвиденной и внезапной хрупкостью. Нипочём ей вода и огонь, холод и жар, но от самого слабого удара может она вдруг рассыпаться на мелкие черепки. А если внутри, под слоем блестящего лака, уже есть извилистая трещина, тогда и подавно. Так и иная семья, на вид крепкая да весёлая, но в серёдке, в умах супругов уже растёт, ширится обида, способная разорвать хрупкий материал человеческих взаимоотношений.
