Они поднялись на примыкающую к ярмарке платформу и пошли, рассекая телами собирающихся на ярмарку людей, в деревню. Мое сердце заколотилось как безумное, и я посмотрел вокруг, надеясь, что увижу либо Сканди, либо Глонгу. Конечно, ни старосты, ни шамана на ярмарке не было…
Сейчас мне не ясно, чем бы они смогли помочь тогда. Какие бы слова нужно было найти, чтобы не прослыть дураком. Но нет смысла так ворошить мысли прошлого. Что сделано, то сделано. Я решился идти сам. Спустившись вниз и протиснувшись сквозь толпу зевак, подбадривающих циркача на шесте, я ненадолго потерял незнакомцев из виду, но затем, забравшись на дорожку, увидел, как они свернули направо, на расчищенную дорожку, ведущую через мостики в сторону моего дома.
И дома Одноглазого.
Я пошел так быстро, как мог идти, не привлекая к себе внимания. Благодарение Темному Богу, между тем островком, примыкающим к ярмарке, и жилищем старого моряка было по меньшей мере шесть платформ, и мне не составляло труда преследовать странных гостей незамеченным, смешиваясь с зеваками, а то и просто прячась за углами.
Несмотря на холод, моя спина покрылась липким потом, а дыхание рвалось из груди с таким сипом, будто за спиной осталось уже лиг десять, не меньше. Меня окатывали волны веселья и приятного ожидания, исходящие от людей на ярмарке, а я же испытывал непонятный мне страх. Окружающий мир грозил измениться. Эти странные гости несли в себе что-то новое, что-то непривычное. Игра, которой я себя завел, вдруг перестала быть забавной.
Я чувствовал зло. Настоящее, чистое зло. «Мертвый» бородач занимал все мои мысли. Лавируя между людьми, которых становилось все меньше и меньше, я уверенно сокращал дистанцию. Вскоре между мной и странными людьми остался лишь один мостик, старый полуразвалившийся сарай отца за ним и собственно убежище Одноглазого. Когда незнакомцы уверенно поднялись на крыльцо (двое мужчин-близнецов и рыжая красавица остались внизу), я, пригнувшись, стараясь ставить ноги поближе к заснеженному краю, перебежал на соседнюю платформу и нырнул вправо, прячась за сараем.
Сердце билось в груди с такой силой, что заболели ребра. Переводя дыхание, я с ужасом ждал, как раздастся возглас сторожей и они бросятся ко мне, но время шло, а меня никто не трогал. Лишь мороз с каждой минутой моей неподвижности пробирался под одежды все настойчивее. Кожа на бедрах уже онемела. Растирая ее сквозь меховые штаны, я осторожно выглянул из-за угла.
