Бухарин устремил долгий взгляд в темное окно. В этот момент он напоминал маститого профессора, читающего лекции желторотым студентам.
- Если вам при этом придет в голову мысль о войне между Россией и какой-нибудь мощной европейской державой, то у вас ни на минуту не возникнут сомнения в исходе такого конфликта. В военном отношении мы совершенно бессильны перед ними. В случае войны нас ждет неминуемое поражение.
Я от изумления открыл рот. Мне тут же захотелось возразить ему, рассказать о том, как на самом деле развивалась история после его казни, но я почему-то попридержал себя.
- И вот, как прикажете вести себя ответственным людям в такой ситуации? – спросил мой гость, обратив свой вопрос в пространство. – Мы можем запускать заводы, производить трактора, заниматься коллективизацией, строить плотины, но придет враг и все результаты нашего труда превратит в руины. Так, стоит ли ломать копья? Не лучше ли заранее подумать о том, какими силами и как мы будем продолжать революционную борьбу в оккупированной стране? А нищая Россия, окруженная алчными хищниками, неизбежно будет оккупирована. Война с Германией неотвратима…
Гость бросил на меня внимательный взгляд, будто изучая мою реакцию, а мне подумалось, что, видимо, не все мои мысли ему доступны, раз он не "услышал" мои возражения по поводу нашего военного бессилия. И все же кое-что из моих сомнений до него таки дошло. Гость неожиданно снова потемнел лицом.
- На суде, - проговорил он, - я сказал, что не придерживался пораженческой позиции, однако сам себе соврать уже не смогу. Да, о себе я думал, что не являюсь пораженцем, однако, когда с троцкистами обсуждали грядущие результаты войны с Германией и Японией, когда они говорили о территориальных уступках, я возражал, говоря лишь о сдаче экономических позиций, о концессиях, о возврате к капиталистической системе. Я ведь не возражал в принципе. Я не хлопнул дверью, не отказался от союза с ними только из-за того, что они толкали меня на предательство. Я знал о том, что они ведут шпионскую деятельность в пользу Германию, знал, что в генералитете зреет заговор с планами в случае войны с Германией открыть ей фронты. Однако я предпочел закрыть на это глаза. И это случилось не только потому, что нашему блоку нужны были могущественные союзники в виде троцкистов и военных, не потому, что мы, вернее, троцкисты, рассчитывали прийти к власти на иноземных штыках. Это произошло и потому, что, будучи за границей, я, как идиот, любовался на их аккуратно постриженные придорожные кустики, как идиот, восхищался их техникой, сопоставлял их шик и блеск с нашим бескультурьем и нищетой.
