Они двигались синхронно, загораживая Клоду путь.
– Убирайтесь с моей дороги, козлы!
Неодинаковые киллеры отступили в разные стороны и исчезли. Клод шел дальше.
Арчи Калиш стоял, прислонившись к стеллажу, и курил сигарету. Или пытался это делать. Почти весь дым уходил через рваную дыру в горле. Калиш ухмыльнулся Клоду, в смерти такой же противный, как в жизни.
– Привет, Хагерти! Так что скажешь? Лакомый кусочек, а?
Видно было, как дрожит его гортань, когда он говорит. Клод шел дальше. Смех Калиша звучал как свисток.
Доктор Векслер листал том Фрейда в кожаном переплете. Что-то было у него в лице необычное. До разговора с Клодом он не снизошел.
Впереди была дверь. Над порогом светился знак выхода. Клод прибавил шагу. У двери его ждали. Ждала женщина.
У Дениз Торн был очень грустный вид. Длинные прямые волосы цвета густого меда. На ней была пестрая мини-юбка и замшевая куртка с бахромой ниже юбки. На ногах у нее были белые модные сапожки в пол-икры, а в руках букет цветов.
– Я тебе говорила уйти, пока еще можно было, – сказала она.
Клод почувствовал, что ему нужно с ней говорить. Он остановился, попытался тронуть ее за плечо. Дениз Торн покачала головой:
– Поздно.
Со лба ее упали стекла черных очков, запечатывая глаза. Волосы съежились, исчезли. Из кожи головы излилась темнота, расплываясь, как чернила в жидком стекле.
Она раскрыла рот, неимоверно низко опустив челюсть, как змея, проглатывающая яйцо. Зубы были такие острые и длинные, что не могли бы поместиться во рту человека. Слышно было, как приближается поезд, и свистки казались женским криком.
И он проснулся.
Его окружало белое. Сперва он подумал, что попал в больницу, но потом глаза сфокусировались, и оказалось, что это белые цапли. Птицы застыли в ритуальном танце на прозрачной поверхности ширмы из рисовой бумаги.
С той стороны послышался шум. Птицы расступились вместе с бумагой, пропустив Соню Блу. Она положила мокрую салфетку на лоб Клода.
Хагерти уперся локтями в матрац, отчаянно пытаясь уйти от прикосновения женщины, которая спасла ему жизнь. Он хотел закричать, но смог только извергнуть поток ругательств:
– Не лезь ко мне, твою мать! Убери на фиг свои гадские лапы! – Горло перехватило, будто слова душили его.
Она, к его удивлению, вздрогнула.
– Надо было этого ожидать. – Ее голос прозвучал устало. Он попытался сесть, и его будто кувалдой ударили по лбу.
Усилием воли Клод не дал себе упасть в обморок. Он не хотел лишаться чувств в присутствии этой женщины.
