– Что здесь делают эти люди в такое время?
– Пожалуйста, дорогая, иди спать. Здесь нет ничего, что тебя касалось бы.
Соня отступила назад, пытаясь завернуться в темноту. Это движение привлекло внимание миссис Торн. Отуманенными от транквилизаторов глазами она вперилась в девушку, одетую в джинсу и черную кожу. Клод физически ощущал страх, излучаемый отцом и дочерью.
Та самая чепуха, которой питалась матушка Клода, вечная ей память. Эту чепуху она поглощала в бумажных романах, в «мыльных операх» по телевизору, в слезливых мелодрамах. Клод подавил истерическое хихиканье. Он будто попал в эпизод из «На краю завтрашнего дня» в постановке Уэса Крейвена.
Миссис Торн вскрикнула, узнавая, и бросилась обнять свою дочь. Она зарылась лицом в кожаный пиджак, обливая его слезами. Руки Сони взметнулись к старой женщине, но остановились на полпути. Клод видел, каких усилий ей это стоило.
Он сам болезненно ощущал присутствие Дениз, пронизывающее эту комнату, как стон камертона, еще звучащий в ушах.
– Ты вернулась, слава Всевышнему! Ты вернулась ко мне. Она так и сказала, что ты вернешься! Ты снова со мной. Мне все советовали бросить, говорили, что тебя нет в живых, что я никогда тебя не увижу, но я им не верила! Никогда. Никогда. Я знала, что ты жива! Если бы ты на самом деле умерла, я бы почувствовала. Ты всегда была со мной... всегда...
Трудно, очень трудно было ее оттолкнуть. Соня ощутила, будто у нее что-то разбилось внутри, и в сердце полно осколков. Она боялась заговорить, боялась, что вместо голоса будет хруст разбитого стекла. Но говорить надо было. В лоно семьи возврата не было, она знала это с того дня, как убила Джо Лента. Но всегда была неуловимая надежда, что она получит прощение за свои грехи, что семья примет ее обратно. Сейчас настало время вырвать эту фантазию с корнем.
До боли хотелось упасть в объятия матери и выплакать у нее на груди все эти годы, но это было невозможно. И она знала, что должна делать, пусть это будет больнее, чем отказ Торна от нее.
– Боюсь, что вы ошиблись, миссис Торн.
Ширли Торн глянула в глаза Сони Блу и увидела два своих отражения в зеркальных стеклах. В ее ум было очень легко проникнуть, хотя Соне была противна даже мысль о таком кровосмесительном вторжении.
Она прошла сквозь слои сознания Ширли Торн и поразилась, как близка эта женщина к истинному безумию. Это был не разум, а невскрытый нарыв, полный накопленных за годы горя и боли. А центром этой инфекции был образ человека.
