Кстати, в условиях такого смешения и равновесия куда легче вести интернациональное воспитание. Так что даже в рамках нынешних представлений о морали решение Джугашвили следует считать оправданным.
Национальное территориальное деление дало и политическое обоснование для усиленных вложений в развитие отдельных территорий: мол, младшие братья нуждаются в помощи. Но наделе речь шла о расширении культурных и производственных возможностей страны в целом. Ничего похожего на нынешнее заваливание деньгами немногочисленных особо конфликтных территорий в ущерб духовному и хозяйственному единству всей федерации, в ущерб самим принципам федеративности.
Словом, подход Джугашвили к национальному вопросу несравненно стратегичнее желания постсоветских руководителей жить сегодняшними страстями.
НЕДОСТАТКИ – ПРОДОЛЖЕНИЕ ДОСТОИНСТВ
Конечно, Джугашвили – не ангел. Так, ему и впрямь было присуще упорство, переходящее в упрямство: столкнувшись с препятствием, он зачастую продолжал движение к поставленной цели, не считаясь с потерями, и заставлял всех окружающих делать то же самое. Иной раз это вызывалось осознанием важности цели, перекрывающей любые затраты на её достижение. Но порою даже самый тщательный анализ не выявляет разумности принятого решения.
Максимализм Джугашвили сказался, например, при коллективизации сельского хозяйства. Она была необходима ради повышения производительности труда. Не зря в те же годы в Соединённых Государствах Америки тоже укрупняли фермы, дабы обрести возможность применения сельскохозяйственной техники. Причём пользовались куда более варварским методом – банкротили фермеров, скупали земли за бесценок, а хозяев выгоняли просто на улицу. Наш вариант, когда крестьяне оставались совладельцами земли, а в промышленность перебирались по мере вытеснения техникой, несравненно гуманнее. Но тяга к быстрым решениям повлекла унификацию. Выдавливание всех ресурсов села в пользу индустриализации прошло бы куда менее болезненно, если бы типовой устав сельскохозяйственной артели с самого начала предоставил крестьянам все разнообразие возможностей дополнительного заработка.
С другой стороны, если Джугашвили убеждался в недостижимости цели – он терял интерес к ней так резко и полно, что зачастую это воспринимали как опалу и даже ненависть.
Так, ещё во время Великой Отечественной войны он занялся восстановлением унаследованного от византийских времён единства церкви с государством. Внутри страны это удалось, и тогда он вознамерился провести новый Вселенский собор ради согласования позиций всех поместных церквей по многим важнейшим для него вопросам. Но убедился в невозможности поставить всё мировое православие на службу одной стране или одному общественному строю, забросил затею и перестал обращать внимание на церковные дела в целом. После этого возродилась традиционная коммунистическая неприязнь к религии, воспринимаемой как конкурирующая идеология.
