— Правильно, держись от него подальше, — сказал ей брат. — Значит, нам нужно будет удрать как можно раньше. Уверен, никто не сочтет это странным.
— Почему? — наивно спросила девушка.
У Гарри не было ни малейшего желания отвечать на этот вопрос, он поднялся и сказал:
— Пойду переоденусь. Думаю, горничная придет помочь тебе собраться.
— Надеюсь, — ответила Аморита. — Мне пообещали ванну, да еще и с цветочными ароматами!
— Ты портишься на глазах! — улыбаясь, сказал ей Гарри. — Однако, Аморита, ты действительно заслуживаешь всего самого лучшего. Знаешь, я очень, очень, очень благодарен тебе. Хотя, конечно, я не имел ни малейшего права брать тебя сюда.
— Просто следи за всем, что говоришь и с кем, — предупредила она. — И все будет хорошо.
— Не беспокойся, — ответил Гарри. — Я настолько осторожен, что слежу буквально за каждым своим словом и жестом. Я осмотрителен, как ястреб на охоте!
Его слова развеселили Амориту. Когда Гарри выходил через ту же дверь, в которую вошел, а затем прикрыл ее аккуратно за собой, девушка все еще продолжала смеяться.
Потом про себя она подумала: «Не понимаю, почему он так беспокоится? Все идет достаточно гладко. Что его так смущает?»
Она вспомнила о Гусаре. И все трудности и проблемы показались такими незначительными по сравнению с тем, что завтра ей предстояло проехать верхом на великолепном породистом скакуне! Что могло быть важнее этого?
За ужином Аморита сидела между Гарри и Чарльзом Рэйнемом.
Молодые люди беспрестанно говорили о лошадях, и девушка получала истинное удовольствие от их увлеченной беседы.
Однако она заметила, что остальные присутствующие женщины вели себя по меньшей мере странно.
Они совершенно беззастенчиво всячески старались обольстить сидевших рядом мужчин, как будто были с ними наедине и не замечали присутствующих. Они без конца то гладили их, то нежно дотрагивались и даже, уже ближе к завершению трапезы, целовались с ними у всех на глазах.
Тем не менее было совершенно очевидно, что гости веселились и наслаждались этим вечером, и шум голосов и смеха усиливался с каждой минутой.
Пару раз, когда она видела что-то уж совсем вопиющее, Аморита смотрела на брата, как бы спрашивая, что все это значит и как же это понимать?
Наконец, после последней, пятой, перемены великолепнейших блюд, ужин был закончен.
Аморита знала, что теперь, по правилам этикета, дамы должны оставить джентльменов и позволить им уединиться на традиционный портвейн, однако не заметила и намека на то, что присутствующие дамы собирались покинуть своих кавалеров.
