- Наверх вы, товарищи, все по местам! Последний парад наступа-ает, врагу не сдается наш гордый "Варяг", пощады никто не желаауммффф!
Санти, не прерывая заклинания, сделал странный жест, словно перебрасывая что-то на одну руку, а затем молниеносно вычертил в воздухе знакомые линии заклинания-заглушки - треклятого пентакля Молчания, и у меня полностью отнялся язык.
"Ну не уроды ли эти некроманты?!" - в тысячный раз подумала я, пытаясь рассмотреть запястье, словно одеялом, окутанное непонятным теплом. Оно не болело, что настораживало: повествуя о ритуале, о местной анестезии Лардозиан и словом не обмолвился, наоборот, напирал на то, что Избранница должна страдать как можно дольше - в этом, мол, вся соль жертвоприношения и залог успеха. Ишко, смешно заломив брови, слова полоснул меня по руке, но боли по-прежнему не было. Тепло поползло к локтю, от локтя к плечу, и я, изловчившись, вывернула шею… и, как баран на баобаб, уставилась на совершенно не повреждённую кожу запястья: ни крови, ни следа надреза, а на белой ткани рукава проступает тонкая паутинка, сплетенная из светящихся голубоватых нитей.
"Ни фига себе…" - хотела сказать я, но пентакль держался крепко.
- Что ты вожишшя?! - разъярённо прошамкал Лардозиан. - Где кровь, ученик, навы и навьи тебя жадери? Жаклинание на пике, режь!
- Учитель, она не режется! - плаксиво заоправдывался Ишко, снова и снова полосуя ножом моё многострадальное запястье, но клинок проходил сквозь плоть, как сквозь кисель, не оставляя ни следа. - Совсем не режется! Я не могу…
- На другой руке режь, кретин, идиот, олух! - взбеленился Лардозиан. - Ешли иж-жа тебя, недоношок, моё жаклинание, моё дивное, прекрашное жаклинание рухнет, жаставлю шобственные кишки жрать! Беш шоли!!!
Ишко стрелой метнулся выполнять приказ. Он яростно полоснул ножом по правому запястью. Ещё раз. Ещё. Ещё. И ещё. С тем же успехом.
"Может, другой нож возьмешь?" - кротко подумала я. Ишко, должно быть, что-то услышал, потому что зашипел и удвоил усилия.
Санти внезапно поднял голову, точно прислушиваясь к чему-то далёкому, а потом решительно шагнул вперёд, разрывая круг. Я прищурилась, размышляя, не начались ли у меня галлюцинации от сильного стресса: уж кто-кто, а Санти так просто стороны не менял - но тут и моё внимание привлёкло противное шипение. Плотное облако, колыхавшееся вокруг алтаря, которое одновременно и было, и не было, обратилось в дым и исчезло без следа, линии гексаграммы потухли, свечение вокруг некромантов начало медленно гаснуть. Санти пошатнулся, прижимая ладонь к носу, тут же выпрямился. Он окинул взглядом меня, Ишко и нож, а затем в вихре черных одежд стремительно развернулся к Лардозиану, в руке которого уже сиял багровый сгусток, припал на одно колено.
