Ее присутствие все еще ощущалось спустя многие годы. То тут, то там из земли вдруг появлялись растения странные, неожиданные, и казалось, что вырастали они за одну ночь. Груши, какие не росли больше ни у кого. Заросли сирени того сорта, который вымер даже в Англии. Розы посреди крапивы. Целых два акра поля, на которых буйствовал проклятый душистый горошек, багряный, розовый и белый, цепкий, как сорняк, и избавиться от него было невозможно.
Грейс Фаррелл публично заявляла, что готова поклясться — старая Корал Хадли восстала из мертвых только для того, чтобы снова посадить все то, что другие выпалывали из земли. Конечно, это была шутка, принимая во внимание, что Грейс была одной из самых здравомыслящих личностей в округе, самой последней женщиной, от которой можно было бы ожидать, что она поверит в призраки, и самой первой, на которую можно было положиться во времена вражды и испытаний. И она всегда была по уши занята своими мальчиками: мечтателем Хэнком, не обращавшим внимания на школьные задания, и непоседой Джейми, который просто не умел сидеть смирно. В четвертом классе учительница Хелен Морс привязала левую руку Джейми к парте в попытке заставить его улучшить почерк, используя правую руку. На Джейми просто встал и пошел по классу, волоча парту за собой. Он так и остался победителем, упрямым левшой.
Да уж, этот мальчик обладал энергией. Его необходимо было все время занимать чем-нибудь, для его же пользы, ну и для душевного покоя всех окружающих. К счастью, выдумывать специальные проекты нужды не было. Работа по дому предоставляла нескончаемую череду задач. К примеру, старый шаткий сарай пришлось снести из соображений безопасности, хотя мальчикам нравилось играть там, когда они были помоложе, они скатывались по веревке с сеновала, каждый раз чуть не ломая шею. Только что установили новый кухонный гарнитур, и Джейми помогал Джиму с этой работой тоже. Он также помогал и когда вскрыли ужасно грязное ковровое покрытие, под которым обнажились желтые сосновые доски, пропитанные, как говорили, слезами Корал Хадли.
В таком старом доме, как у них, всегда что-нибудь было не в порядке. Может быть, Грейс следовало сказать «нет», когда Джим впервые повез ее посмотреть на это место. Это было за неделю до их свадьбы, и Грейс все еще жила со своими родителями в Плимуте. Она только что перестала работать в больнице. «Разве это не восхитительно?» — сказал он о ферме.
Ферма была похожа на одно из тех полуразрушенных строений, фотографии которых печатают в новых журналах, с собакой, развалившейся у двери. Поля вокруг так густо заросли молочаем, что по весне щеглы прилетали кормиться целыми стаями. Если кому-то вдруг захотелось бы подойти к пруду, пришлось бы взять косу, чтобы расчистить себе дорогу. И все-таки выражение лица Джима заставило Грейс сказать: «О да». Оно заставило ее отбросить все соображения разума. Даже дом на какой-то миг показался ей красивым — прямоугольный, весь обшитый белыми досками; травы сияли, освещенные тонкими лучами солнечного света. Вид был просто великолепен, если смотреть правильно, прищурив глаза так, чтобы все до самого горизонта расплывалось, сливаясь в единую яркую, поблескивающую даль.
