Я почитала всего минут пятнадцать — и девочка уснула. Во сне у нее разгладилась морщинка между бровями, и выглядела она лет на пять, не больше.
Вечером, когда Игорь пришел навещать нас с Сережкой, я не выдержала и рассказала ему о Маргарите.
— Смотрю на нее и плачу. Представляешь, как она теперь — без мамы, без папы.
Игорь только головой покачал:
— Даже думать не смей. Ты рассуди — в детдоме таких еще сто человек. Тебе эта на глаза попала — ты ее и пожалела. А какая она — кто знает? Нет, Наташ, я понимаю твои женские нервы, но я чужого ребенка растить не могу. Не проси.
И так он это сказал — «чужого ребенка», — что я только губу закусила. «Нет» для Игоря — это всегда такое железобетонное «нет». Уговаривать бесполезно.
Как начала Маргарита разговаривать, так и остановиться не могла, видимо, намолчалась за эти дни. Весь вечер она то песни пела, то рассказывала мне про свою жизнь, про сестренку маленькую, про деревню Шечу, про то, как она в третий класс пойдет.
А утром следующего дня произошло два события. Одно хорошее, а другое — плохое.
Зашла медсестра и принесла Маргарите старенький розовый портфель-рюкзачок.
В палате сразу запахло гарью.
— Это тебе передали, говорят, твой портфель. Подкоптился он у тебя, но цел. Проверяй — все вещи на месте?
И делает мне знак, чтоб я в коридор вышла. Кругом дети, а ей не терпится с кем-то взрослым новостями поделиться.
С рюкзаком этим в руках Маргаритку из горящего дома вынесли — потому от него так горелым и тянет. Врач скорой помощи рюкзак у себя оставила — его как в угол машины закинули, так он там и пролежал. А теперь, когда Маргаритку выписывают, спохватились, что это единственная ее вещь из родного дома.
А еще пришли женщины из опеки и детдома. Они сейчас у завотделением выписку получают на Маргаритку и потом придут, скажут ей, что она домой не поедет уже. И что мамы и папы у нее нет.
— Но, может, по дороге скажут, а не здесь. Реветь ведь будет, и мы вместе с ней. Нет уж, такое дитю говорить — это надо железным быть, — вздохнула медсестра.
Я назад в палату кинулась. А там Маргаритка вынула из портфеля все свои вещи, на кровати разложила и любуется.
— Смотрите, все мои тетрадки, и карандаши цветные тут, и ручка, и…
Подойти и посмотреть я не успела. Вошли в палату две женщины в накинутых сверху белых халатах, поздоровались со мной, с Маргаритой. А потом одна из них говорит мне:
— Вы извините, но не могли бы вы нас на пять минут оставить наедине с Риточкой?
