– И это возьми!
По воздуху пролетела банановая кожура. Карев дернулся, но
вдруг понял, что старик кидает не в него, а в забор «Интры».
– Шо, картин хочешь? – бормотал обросший безумец,
копаясь в пакете. – Забирай!
Пивная бутылка описала дугу и с громким хлопком рассыпалась,
угодив в бетонную стену.
– И жену бери!
Мосластая куриная кость упала в траву.
– Дочь!
Порыв ветра вернул брошенные кусочки фольги, и они осыпали
самого старика.
Очнувшись, Карев быстрым шагом обошел безумца и заторопился
дальше. Но сзади еще доносилось:
– Дом!.. Деньги!.. Положение!.. Бери все!..
Этот дурацкий инцидент оставил крайне неприятный осадок,
который отравлял весь оставшийся путь, пока Карев не достиг жилых кварталов с
парковкой.
Здесь уже ждать пришлось недолго; такси прибыло довольно
быстро, плюхнувшись желтой сарделькой с матового неба. Заботливым крылом
поднялась дверца, и Карев втиснулся в салон. Первое, что бросилось в глаза –
взъерошенный водительский затылок, – было вполне ожидаемым, но зато второе
просто потрясло. На передней панели висела прикрепленная картина. Небольшой
квадратик. Изящная кисть женской руки на темно-коричневом фоне тянулась к
чему-то, находящемуся за рамкой. «Если уж и таксистам нравится такая
белиберда, то либо со мной что-то не в порядке, либо с остальным
миром», – обескуражено подумал Карев, усаживаясь на заднем сиденье.
– Куда? – водитель повернул к нему сухонькую и
невероятно веселую физиономию.
Карев назвал адрес.
– Превосходно! Я так редко бываю в той части города…
Таксист ввел координаты, и они начали медленно подниматься, оставляя позади
уходящую вниз громаду «Интры».
– Нравится? – поинтересовался водитель, приметив,
как Карев уставился на переднюю панель.
– Ну так… занятно… А вас чем привлекает эта картина?
– Это лишь репродукция. Подлинники в машине не
возят, – водитель помолчал, глядя сквозь лобовое стекло на неравные
обрубки небоскребов, окруженные тысячами точек взмывающих и опускающихся
«прыгунов». – Видите ли, эта картина мне особенно дорога. Так случилось,
что лишился я всего. Жены, детей. Не стало их. А я остался. Тоска накатила
страшная. Жить не хотелось. Все черным-черно вокруг, – он чуть
помедлил, внимательно глядя на картину. – Пил беспробудно. Ревел да пил. Я
бы, может, и руки на себя наложил, да о теще надо было заботиться. Она,
понимаете, инвалид, с нами жила. На мне и осталась. Я вот и следил… Вроде как
долг отдавал, вот в чем штука…
Карев кивнул, не совсем понимая, как все это относится к
картине.
