Последний раз он заказывал такси в день свадьбы, два года
назад. Воспоминания о том дне чуточку успокоили Карева, а уж воспоминания о той
ночи и вовсе притушили раздражение. Ладно. В конце концов, конфискация
«прыгуна» тоже приключение, будет над чем сегодня за ужином посмеяться.
Повеселев, Павел расправил усы, глянул в серо-голубое небо и поплелся
вдоль бесконечного бетонного забора под тысячеглазым небоскребом «Интры».
Постепенно мысли оседали, становились серыми и чуть
неровными, как покорябанный, растрескавшийся асфальт под ногами, весь в темных
потеках и белых кляксах голубиного помета. Справа, возле тротуара тянулся
жухлый газончик с короткой стриженой травой, под стать щетине Хагена. Да, все ж
не столь простым да плоским выходит Сато, как выставлял координатор. Только
Евтич нашел силы прийти и рассказать правду. Как знать, скольким еще помог
хозяин, но они так и не решились подняться в кабинет 1318 из-за страха
перед непониманием коллектива… Ладно, придет время, займемся и этим, решил
Карев, скользя взглядом по траве, в которой пестрели окурки, смятые билеты,
фантики, пробки от пива, а изредка одуванчики.
Высотки вдалеке, кажется, даже не думают приближаться. От
ночного дождя на обочине темнеют лужи. Ветерок треплет волосы, становится
свежее. А завтра ждет встреча с боевым племянничком. Павел надул щеки и с шумом
выпустил воздух. Ох-хо-хо! Как же Инне сказать?
В прошлый раз, на деле того сатаниста, она так
разволновалась, что потом почти месяц не спала, а как изводилась, когда он был
на работе! А сердце у нее слабое. Что делать-то? Промолчать не удастся.
Соврать? Никогда за все знакомство он не лгал ей. Ни разу. Обещал ведь. Сам.
Павел вздохнул, глядя, как ветер подгоняет по асфальту телушки от семечек, а
справа голубь пьет из ложбинки рядом с дорогой и наклоняется, словно кивает.
Нет, надо сказать правду. Подобрать какие-нибудь сло…
Спереди донеслось гневное бормотание. Карев вскинул взгляд и
вздрогнул: шагах в семи от него на дороге стоял сгорбленный старик в рваной
бурой одежде. Длинные слипшиеся волосы торчали во все стороны, спутанная борода
висела клочьями. В трясущихся руках – черный мусорный пакет. Прямо разъяренный
гном-бродяга или Дед Мороз, вконец опустившийся в трущобах. Павел застыл
как вкопанный. Старик тем временем сунул руку в пакет и запулил в следователя
селедочной головой:
– На тебе!
Карев отпрыгнул как ошпаренный. Он был так изумлен, что даже
не сумел выругаться. А старик, как ни в чем не бывало, снова засунул руку в
пакет.
