- Пожалуйста, чистейшей трофейной марки, обер-лейтенантский. А они, эти оберы, вкус в нем понимают.
Кувалдин берет флягу, открывает, тянет носом:
- Запах приятный.
- Ангельский напиток, - хвалит Чупрахин. - От всех хвороб микстура, примешь сто граммов - и чувствуешь себя Ильей Муромцем.
- Пробовал? - интересуется Кувалдин,
- Воздержался.
- Почему?
- Забыл.
- Хорошо сделал, что забыл. - И Егор выливает коньяк на землю. Чупрахин некоторое время молча смотрит на желтоватую лужицу, потом на Кувалдина.
- Это как же понимать? Товарищ командир? - ледяным голосом спрашивает Иван.
Кувалдин стоит перед ним, высокий, с широкой грудью, с опущенными по швам руками.
- Запрещаю! Отравиться можно. По местам!
Закурив, Егор смотрит в сторону противника. Впереди слегка всхолмленная местность, припудренная легкий снежком. В утренних лучах солнца искрится земля.
- Нехорошо получилось.
- Что нехорошо?
Кувалдин гасит папиросу, отбрасывает окурок в сторону.
- Ты вот скажи мне, - оживляется он, - много видел пленных? Отпрянул фашист, поэтому мы так быстро проскочили эти сто километров. Проскочить-то проскочили, а хребет фашисту не сломали. Главное в бою - сломать противнику хребет, а потом бери его - не уйдет. Нынче война не та, что раньше... Раньше пространство брали, города завоевывали, а теперь надо живую силу брать. А у нас получилось не так, не так. - И признается мне: - Это не мои слова. Когда я был в штабе, Шатров так говорил комдиву. И полковник Хижняков соглашался с ним.
- Он же -полковник. А мы - маленькие люди.
В воздухе появляются немецкие самолеты. Они идут друг за другом длинной вереницей, словно нанизанные на шпагат.
Бомбы падают между первой и второй траншеями. Комья земли попадают в окопы. Отряхиваемся и смотрим вслед уходящим бомбардировщикам. Стрекочут пулеметы, рвут воздух ружейные выстрелы, серыми кляксами вырастают на небе разрывы зенитных снарядов. Чупрахин таращит глаза на тающие в воздухе точки немецких бомбардировщиков и кроет наших зенитчиков:
- Фронтовой паек жрут, а как стреляют! Руки отбил бы за такую работу. Ну мыслимо ли столько сжечь снарядов и ни одного не сбить! Лоботрясы! Кашу съели, сто граммов выпили, а на порядочную стрельбу, видите ли, у них умения нет.
- "Ястребки" наши! - кричит Мухин.
Вспыхивает воздушный бой. Он длится не более трех минут. А когда сбитый вражеский бомбардировщик падает в море, Иван потрясает автоматом:
- Молодцы, свалили одного чижика-пыжика!
