В монастыре
вдруг стало шумно и людно. Из дальнего конца обители, широко раскинувшейся на
склоне холма, явилось целое шествие. Впереди шли князья Ярославичи в богатых
золотошвейных корзнах с златокованой фибулой на правом плече и с меховой
опушкой. У младшего Всеволода, женатого на греческой принцессе, корзно вышито
на византийский манер кругами с орлами внутри. Все трое не молодые, но и не
старые. Только у Изяслава, самого высокого и обильного телом, волосы, видные
из-под шапки, тронуты серебром. Подле них выступали старшие сыновья – хмурый, с
будто бы рубленым лицом и колючими глазами Мстислав Изяславич, статный,
румяный, улыбчивый Глеб Святославич. Вокруг князей важно вышагивали бояре –
киевский воевода Перенег Мстишич, тысяцкий Косняч, переяславский Никифор
Жирятич по прозвищу Кыянин и черниговский Янь Вышатич. Позади всех брели трое смиренных
иноков с опущенными взглядами.
Несда
соскользнул с телеги и во все глаза рассматривал невиданное собрание. От келий
навстречу князьям не торопясь шел монах, ничем от прочих не отличавшийся, разве
что ряса на нем была еще более убогой, похожей на лохмотья. В летах он был
почтенных, но годы и монашья келья не сгорбили прямую спину, не согнули широкие
плечи, в которых чувствовалась былая сила. Верно, в молодости мог и дикого тура
уложить ударом кулака, восхищенно подумал Несда о монахе.
За чернецом, сильно
отстав, шагал Захарья. Купцу было неловко, что взгляды, направленные на монаха,
достались и ему. Пытаясь стать незаметным, он заспешил в сторону, к телеге.
– Спаси вас
Христос, князья земли Русской, и вас, бояре благочестивые, – негромко произнес
монах, подходя ближе к собранию.
– Что же ты не
спросишь, отче Феодосий, что нам напророчил Антоний? – неприветливо осведомился
князь Изяслав.
Несда невольно
схватил подошедшего отца за руку:
– Это игумен
Феодосий!
Мономах и
Георгий заторопились присоединиться к остальным.
– Что бы ни
было, на все воля Божья, – кротко ответил игумен.
– Он пообещал
нам поражение и погибель!
– Уста
блаженного Антония не произносят ложного свидетельства, – сказал Феодосий. –
Смирись, благоверный князь.
Но возмущенной
душе Изяслава было не до смирения.
– Благослови
нас ты, отче, – не попросил, а повелел он, – и пообещай, что будешь молиться о
нашей победе над погаными половцами.
Игумен без
прекословий подошел к каждому, начав с Изяслава, и перекрестил с краткой
молитвой. А воеводе Яню Вышатичу с улыбкой прибавил:
