Всеволод,
бледный, как белёное полотно, напомнил:
– Брат, ты
ведь и сам свою клятву нарушил. Мы втроем Всеславу крест целовали, говорили:
приди к нам для мира и совета, не сотворим тебе зла. Он же поверил и приехал к
Смоленску. И в шатре у тебя твои отроки схватили его.
– Зачем все
это рассказываешь мне, будто я не знаю или забыл? – вспылил Изяслав. В
противоположность брату он стал красным, как алая византийская парча. – Всеслав
сам виноват: для чего нарушитель клятвы верит крестоцелованьям других? Хитрость
на войне – доблесть.
– Отец наш,
князь Ярослав, не хитростью дал мир русской земле, – упорствовал Всеволод, но
голос на старшего брата не возвышал, – а врагов у него побольше было. За то и
прозвали его Мудрым.
Изяслав сел в
свое точеное кресло с подлокотниками в виде прыгающих рысей, прожевал ложку
медовых ягод, запил квасом. Остыл и помягчел.
– Памятью отца
я не меньше твоего дорожу, брат. Хоть и не ходил у него в любимцах, как ты.
Велик был каган Ярослав, и нам подобает к тому же стремиться. Если половцев
навели на Русь Всеславовы бояре, тогда степнякам прямая дорога к Киеву. Нельзя
позволить им погубить отчий град.
– Нельзя, –
подтвердил Всеволод. – Но если Бог казнит, то люди не помилуют и войско не
спасет. Когда еще был я в Переяславле и гонцы только повестили о нашествии, в
терему у меня сидел монах из Тьмутаракани. Про себя сказывал, что прежде жил в
Печерском монастыре и теперь туда же возвращается. Назвался Никоном. Может,
знал ты его?
– Не упомню.
Под рукой у Феодосия сотня чернецов, где же всех знать.
– А тогда-то
их, помню, сильно меньше было. Этот Никон сказал, что он от твоего княжеского
гнева лет восемь назад из обители ушел. Будто грозился ты тогда печерских
монахов разогнать, а его самого в заточение бросить.
– И впрямь,
что-то было такое, – с неохотой вспомнил Изяслав и спросил недовольно: – Да к
чему ты мне про этого пугливого чернеца говоришь?
В истобку
вошел холоп, поставил на стол полную кваса серебряную братину с двумя ковшиками
по бокам и блюдо сдобных заедок. Поднял с пола княжье обручье. Изяслав протянул
руку, раб застегнул на зарукавье браслет. С собой унес опорожненную посудину.
– Этот Никон
чернец не пугливый, а смиренный, шуму и свар не любит. Он ученый монах, большой
книжник. Про поганых куманов он так сказал: Бог в гневе своем наводит
иноплеменников на русскую землю. Еще сказал: когда впадает в грех народ,
Господь его казнит мором или голодом, или нашествием поганых. Или иные казни
посылает, чтобы одумались и вспомнили о покаянии.
