– И что
надумал?
– А ничего. В
порубах сидят и Всеслав, и его дружина. Чего тут думать.
После вина и
мяса Левкий чувствовал приятную истому в теле. Не хотелось больше говорить о
делах и князьях варварской Руси. Хотелось заняться образованием молодого
дикаря. Великолепно невежественный, восхитительно вульгарный, объездивший не
одну девку, этот дремучий скиф в вопросах истинного наслаждения оставался столь
же девственным, каким родился.
– Жаль, что ты
не жил в Константинополе, при дворце императора. Там ты быстро изучил бы
искусство придворной интриги, и заточение в темнице не казалась бы тебе большим
препятствием. О, Константинополь – великий город. И люди там совсем другие, не
то что здесь. Там умеют все делать по-настоящему, доходя до края и даже
заглядывая за край…
– Что ты на
меня так смотришь? – грубо оборвал его Гавша.
– Как я на
тебя смотрю?
– Как… – Гавша
покривился, – как боярин Кила на козу.
Левкий чуть
было снова не расхохотался. Этот варвар его умилял.
– Что ты
знаешь о любовной утехе, отрок? Кроме задранных бабьих рубах ты в жизни ничего
не видел, не понял и не ощутил.
– А что нужно
было понять? – недоумевал Гавша.
– Что
настоящая любовь многогранна. Пойдем.
Левкий бросил
на стол серебряный денарий, закутался в плащ. Отобранные у побитых варягов мечи
остались лежать на скамье. Гавша силился понять, какого-такого меду он еще не
опробовал в своей жизни, и недоверчиво шагал по пятам за исаврянином. Из-под
стола его провожал вопрошающий взгляд задремавшего было пса.
13.
После недолгого затишья вновь
зашевелилось Дикое поле. На исходе лета степь вспучилась черной ордой,
задрожала от ударов многих тысяч конских копыт, огласилась волчьим воем
половецких разведчиков. Куманы двигались широкой полосой вдоль левого берега
Днепра. Вброд и вплавь на конях преодолевали один за другим днепровские рукава
– Орель, Ворсклу, Псёл. На Суле границы Переяславского княжества сторожила
крепость Воинь. За Супоем, на Трубеже стоял сам град Переяславль, там уже знали
о нашествии. Выдвинутые в степь дозорные разъезды возвращались на заставы –
сторожевые крепостицы, а дальше зажигались на башнях огни, мчались гонцы. Из
самого Воиня к князю Всеволоду прискакали вестники, далеко обогнавшие куманов.
Оставляя крепость, они не знали, обойдут ли ее половцы стороной, не
задерживаясь, или решат попробовать на зуб.
Всеволод Ярославич,
услыхав весть, велел собирать войско, сел на коня и устремился к Киеву во главе
небольшого отряда. С ним ехали сын Владимир и несколько бояр с отроками. Прочей
дружине и городовой рати Всеволод приказал ждать своего возвращения с подмогой.
Князь учел старый просчет. Семь лет назад сам, без братьев выступил против
кочевников. Явились же они в те поры с меньшей силой, наступали одним только
родом, с ханом Искалом. Нынче, как поведали гонцы, половцы объединились для
набега несколькими родами. Идут – коней не особенно гонят, знают наверняка, что
добыча не ускользнет. Не легкая стремительная конница двигалась на Русь, чтобы
внезапно налететь, похватать и вновь раствориться в степи. Нынешняя орда была
обременена обозами, в которых и походные шатры, и соломенные тюфяки, и котлы
для варева. Как к себе домой идут. Только по пути жгут, режут, топчут,
насилуют, ловят веревочной петлей.
