Нашего
президента я уважал. В чем-то мы были похожи. Как и я, он умел обходить
выставленные со всех сторон рогатки выбора, на полном ходу лавировать между
политическими развилками. Поле выбора оставалось за ним, но сам он не делал с
него ни шага ни в какую сторону. Только профессионально, технично создавал
иллюзию, что куда-то он все-таки идет. За это Петровича любили. На него
одинаково делали ставки те, кто обычно без ненависти не мог смотреть друг на
друга. А Харитон прозвал его Топтыгиным, но я с ним не согласен.
После
Петровича начались новости. Опять сообщали, что готовится третья совместная
экспедиция во внекультурье. Предполагалось, она продвинется еще дальше на юг,
чем предыдущие. Первые две, много лет назад, обнаружили за пределами ареала
большое разнообразие неразумных и несколько условно-гуманоидных биологических
форм. Эти условные были покрыты шерстью и лазали по деревьям. Некоторые, самые
крупные, проявляли агрессивность. В общем-то эти открытия не стали сенсацией. В
ареале всегда водились животные, в основном собаки и крысы. А собака, между
прочим, если хотите знать, тоже условно-гуманоидный вид. С перепугу да с
перепою крупного пса очень даже можно принять в темноте за дикого человека.
Этого йети какие-то энтузиасты видели несколько раз возле границ ареала. Но я
думаю, оная неприятность случилась с ними по причине слишком большого
энтузиазма, соответствующим образом подогретого. Как бы то ни было, третья
экспедиция собиралась искать как раз дикого человека. Они там твердо намерены
воткнуть йети на место отсутствующего звена в эволюционной цепочке. Старик
Дарвин твердо вбил им в мозги, что люди произошли от высших форм собак с
начатками интеллекта, окультурившихся в ареале. А собаки еще раньше произошли
от волков.
В общем, не
сочувствую я этим ребятам.
Я вырубил
приемник и пошел в лавку. Открываюсь я в девять. Книжный салон «Экслибрис»,
обслуживание индивидуальное. В том смысле, что ни один клиент от меня без
покупки не уходит.
Тихая наша
улочка уже шебуршилась утренней жизнью. У соседей напротив опять верещал
младенец. Тыкля выполз докрашивать свою хибару в омерзительно морковный цвет.
Несколько дней назад хвастался, что по дешевке отхватил почти полную банку
краски. Зря он это, конечно. Не подумал мужик. Хата у него из разглаженного
листового железа, коричневая ржа смотрелась благороднее этого морковного
поноса. Мимо пропылила с работы старушка Шапокляк в юбочке до пупка. По походке
понятно, что клиенты отодрали ее сегодня вусмерть. Поперек улицы ковылял
Галоша. Он готовился к войне, запасался продуктами и вещами, чтобы в голодное
время обменивать на еду. От его хибары всегда несло тухлым.
