«Я же никого
не обманываю, старик. Не ворую, не убиваю, с чужими женами не сплю. Я человек
нравственный. Я гуманист». – «Эффективен и конкурентоспособен», – подвел я
баланс. «Э, брось, старик». Маздай профессионально нацелил на меня глаз,
оценивая мой несвежий вид. «У тебя просто депрессия. Хочешь, устрою тебе
сеанс? Бесплатно, старик, по старой дружбе». – «Угу. Это я тебе по дружбе
устроил… сеанс озарения. И по дружбе ты мне, знаешь, сколько должен?» – «Ну,
старик, ты же не идиот, понимаешь – каждый крутится как может», – залебезил
Маздай. Я смотрел на него тяжелым взглядом и молчал. Не нужны мне были его деньги.
Я хотел душу в нем найти. А лучше б не искал. К позору моему, у Маздая
зашевелились внутри реликтовые чувства. Он достал из кармана совершенно
новенькую, еще в целлофане пачку сигарет, щелчком выбил две штуки – не окурки,
целые! – одну предложил мне. Я сказал, что не курю. Он небрежно задвинул
сигарету обратно, пачку бросил на стол, прикурил от металлической многоразовой
зажигалки. На ее корпусе была наклейка с логотипом «Арджани», сети супердорогих
бутиков для випов. Маздай отвернулся к окну и, пуская дым на улицу, залюбовался
пейзажем. Я во хмелю обычно небыстро соображаю, но тут никаких особых пядей не
требовалось, чтобы догадаться. Маздай от меня откупался. Нет, не так. Не от
меня. Он совести своей реликтовой, недопроснувшейся откат давал. Сигаретами. А
зажигалку с брендом, который и сам, отдельно от зажигалки, стоит внушительно,
отдать пожмотился. Я же говорю – сволочь. Они приобретают эту способность
вместе с первым миллионом – одним движением руки не только одарить тебя
олимпийским сочувствием, но еще показать тебе твое место и цену.
Я взял
сигареты и положил в карман. В жизни не чувствовал себя так паскудно. От стыда
даже руки тряслись. «Ну так что?» Маздай выстрелил окурком в окно и повернулся
ко мне. Шваркнул глазами по столу. Дружески улыбнулся. «Что?» – «Устроить тебе
сеанс?» – «Спасибо, нет. Я не готов увидеть мир в истинном свете». Я встал и
пошел к выходу. Маздай завершил встречу ритуально-вежливым, ни к чему не
обязывающим: «А ты чего приходил-то? Может, тебе денег надо?» Я только рукой махнул.
Сигареты я
продал сразу, в первой же скупке. В этом районе жили одни випы, и деньгами
здесь было принято чуть не сорить. За свою почти полную пачку я огреб сорок
условных единиц – цивилизованных гаек – и тут же обменял их по курсу на двести
маркированных крышек. Я был богат и мог позволить себе много. Более того, я
должен был позволить себе много, чтобы смыть позор мнимой кражи. Хотелось
роскоши, хотя бы и на миг. Ибо что наша жизнь, с точки зрения Абсолютного Духа?
Миг между рывком сперматозоида и завтраком червя. Я решил завалиться в кабак и
нажраться от пуза.
