— Думаю, со временем, конечно. Когда такое случается, многие люди уходят в себя… а потом находят в душе то, что помогает им справиться. Назови это как угодно — мужество, сила воли, чувство юмора, наконец… да что угодно.
— И вы думаете, я тоже справлюсь? Но как?
— Но ведь с тобой, слава богу, пока что не случилось ничего ужасного, — пробормотала я, тронутая ее искренностью до глубины души.
— Да-а… а школа? Что может быть ужаснее, по-вашему? Иной раз я думаю, что просто не выдержу больше. Знаете, как меня дразнят? Жирным слизнем! Дейдра Райт как-то раз притащила в школу такие пилюли — от глистов, кажется, — так они напихали мне полный рот и велели проглотить. Ух как меня потом тошнило! Меня вечно дразнят, что я противная, как слизняк, что от меня всегда воняет. Да вот хотя бы на прошлой неделе… мне налили клею на стул, а я не заметила и села. Платье сзади все перепачкалось, конечно. И мне влепили двойку за внешний вид. Дейдра вопила, что это, дескать, та мерзость, которая вечно течет из меня. А потом они стащили мои книги и спрятали их и сломали мою ручку с металлическим пером. А в пятницу вылили чернила мне в портфель. Мама тогда здорово разозлилась, даже не поверила, когда я сказала, что это они сделали, а не я. Мама сказала, что я неаккуратная. — Голос девочки задрожал от обиды. — Иногда я молюсь, чтобы заснуть и не проснуться утром. Но всякий раз просыпаюсь.
— А как ты думаешь, почему другие девочки тебя не любят? — Жалость к этому бедному, простодушному ребенку захлестнула меня с такой силой, что у меня даже горло перехватило.
— Потому что я жирная, скорее всего. Полли Саксби говорит, что я самая уродливая девочка в классе.
— И вовсе ты не уродливая, — с неожиданной теплотой возразила я. — Могу поспорить, на что угодно, что со временем ты будешь очень хорошенькая.
— Правда? Вы на самом деле так считаете? — Элинор растерянно заморгала.
— Да. Ей-богу! Знаешь, многие худеют, когда растут. Вот увидишь, в один прекрасный день все эти противные девчонки будут подпирать углы на танцах, а ты будешь кружиться в центре зала, и молодые люди выстраиваться в очередь, чтобы потанцевать с тобой.
По лицу Элинор разлилось блаженное выражение — какое-то время она смаковала эту мысль, как ребенок — вкусную конфету. Но потом вдруг уголки губ у нее опустились.
— Я не умею танцевать, — упавшим голосом пробормотала она.
Я не нашлась, что сказать. Но пока я думала, сестра вывела к нам Мин, сунула мне в руки бутылочку с анальгетиками и велела привезти Мин в среду — сменить повязку.
