— Хорошо, Грейс. Я уйду.
Он встал, и она инстинктивно отступила еще на шаг.
— Если ты действительно этого хочешь, — добавил он.
Его непринужденно-вежливый тон сводил Грейс с ума. Чего он ждет — что она бросится перед ним на колени и начнет умолять остаться? С чего бы вдруг? С какой стати ей желать, чтобы этот мерзавец не уходил?
Ты прекрасно знаешь ответ, прошептал ей внутренний голос.
Ненавидя себя за позорную слабость, Грейс коротко кивнула и повернулась к Дейву спиной.
— А теперь уходи!
Голос почти не дрожит. Отлично. А теперь — прочь. Шаг, еще шаг. Главное — не оборачиваться. Пусть поймет наконец, что он ей безразличен! Нет-нет, не оборачиваться — ни за что! Да не дрожите же вы так, глупые коленки!..
— Грейс, я люблю тебя.
Сперва она даже не поняла, о чем это он. Но тело, как видно, оказалось сообразительнее разума — ноги Грейс внезапно подогнулись; едва не рухнув, она принуждена была остановиться.
— Я люблю тебя, Грейс, — снова прозвучал в напоенном солнцем весеннем воздухе его голос. — Больше жизни. Знаю, я вел себя как последний негодяй. Я тебя не заслужил. Но на этот раз я пришел к тебе с чистой душой и открытым сердцем — и с надеждой.
Грейс обернулась, проклиная себя за слабость, — хотя что-то и подсказывало ей, что это не слабость, что она не совершит ошибки, если выслушает Дейва.
— Ты меня… любишь? — едва слышно переспросила она.
Дейв усмехнулся.
— В твоих устах это звучит так, будто я тебе угрожаю.
Подойдя к Грейс вплотную, он взял ее за руки. Прикосновение его согрело Грейс теплом, какого не смогло бы подарить ей даже жаркое летнее солнце; от одного касания его сильных, нежных пальцев в сердце ее возродились чувства, которые Грейс считала давно мертвыми и похороненными… Но она все еще не осмеливалась верить себе — и Дейву.
— Корпорация «Бенедикт Лимитед» стала моим крупнейшим приобретением за многие годы, — негромко и серьезно заговорил он. — Может быть, и за всю жизнь.
Грейс пыталась ожесточить свое сердце — но напрасно; боль и уязвимость, звучащие в голосе Дейва, находили в ее душе слишком сильный отклик.
— Но эта победа совсем меня не радовала, — продолжал он. — Я поехал к отцу и поговорил с ним. Он помог мне понять, что не так в моей жизни. Я привык видеть счастье в богатстве, но, оказывается, банковский счет не имеет никакого отношения к душевному миру и покою. Скорее наоборот: я богат — и несчастлив, а мои родители вечно сидели без гроша — зато были богаты радостью и надеждой. — Он привлек Грейс к себе и прошептал ей на ухо: — Милая, я хочу быть богат так же, как они. Не деньгами — любовью и добротой. Многие годы я считал своих родителей неудачниками, а их доброту — слабостью, но теперь вижу, в чем истинная сила.
