С каким удовольствием сейчас меня послали бы подальше, а то и вовсе…
— Лизоблюды, холуи поганые! — скрипел зубами старший.
Лицо юноши побагровело, глаза налились кровью, а крепко сжатые губы побелели. Судорожно вцепившись в саблю, он сделал шаг вперед. Опомнившись, его товарищ заступил дорогу.
— Не нужно, Петре! Говорю тебе, все, хватит! Обоих погубишь! Хай им грець! Даст Бог… проезжайте! От греха подальше, езжайте, говорю!
За воротами дорога вела через ухоженный парк прямо к большому каменному дому.
Возле крыльца стояла открытая карета – "брычка", запряженная парой лошадей. Здесь же рябой кучер, пуская из люльки дым, переговаривался со спешившимися охранниками.
Бегло осмотрел дом: большие окна с прозрачными, вместо уже ставших мне привычными зеленовато-мутного цвета, стеклами, черепичная крыша. Три мраморные ступени вели к тяжелым резным дверям, подвешенным на массивных кованых петлях. И чистота… удивительная, непривычная глазу чистота. В парке, на дорожке, на ступенях…
Дверь бесшумно отворилась. На пороге показался одетый в платье из добротного сукна и кожаные башмаки слуга.
— Чего пан изволит? — тон мягкий, услужливый, но в нем сквозит скрытое пренебрежение, а во взгляде – ехидца. Мол, видали мы таких гостей…
Он так и не удосужился спуститься со ступеней, замарать в дорожной пыли подошвы башмаков, которыми явно гордился.
Теперь уже я ощутил себя в шкуре тех служивых, что остались у ворот. Но в отличие от них, особо не разозлился. Скорее наоборот…
На этот раз, желая не афишировать пусть и не тайную, но конфиденциальную миссию спешился. Неторопливо, оставляя на мраморе следы, подошел к дворецкому. По-другому его и назвать-то было сложно. С наслаждением поймал расстроенный взгляд, считавший грязные пятна на ступенях.
Вполголоса, интимным, но достаточно веским тоном, сказал:
— Милейший, ну-ка, подсуетитесь! Вашему господину пакет из Полтавы. От Искры, Ивана.
— Уж не случилось ли чего? — пробормотал растерявшийся дворецкий.
Лишь затем до него дошла вычурность фразы, совершенно неподходящая внешности казака. Брови неудержимо поползли вверх. А когда мы встретились глазами, он и вовсе поник, испугался. Пренебрежение и скрытое ехидство словно ветром сдуло. Все-таки есть что-то в породе прирожденных дворецких от гончих псов: нюх, быстрота реакции, чутье…
Уж не знаю, как, но он сразу понял, что я всегда буду "по табели о рангах" стоять намного выше. А наживать сильных врагов в его планы никак не входило.
