Во время поездки он рисовал в своем воображении картины наступающего вечера. Он забыл о футбольном матче, о защитниках, которые из-за его отсутствия должны были выручать команду, он думал только о том, как радостно удивится Рената. Улица, где располагалась ее новая квартира, несмотря на свою безликость, не показалась ему такой уж невзрачной. Дом, построенный без прикрас, он также нашел приличным. Лифта не было. Он взбежал на третий этаж через две ступеньки, думая о том, что забыл купить ей цветы. «Мама», — сказал он, когда она, открыла ему дверь, и бросился ей на шею.
Она обняла его, но не так, как раньше. Он почувствовал что-то чужое, отталкивающее. Немного отступив назад, он взглянул на нее. Она выглядела очень мило, изменила прическу, и платье на ней было новое, которого он раньше не видел. Может быть, она догадывалась о его плане и уже настроилась на него, как он того и ожидал. Он хотел сразу же рассказать обо всем, но сдержался и отложил эту сенсацию на потом.
— Хорошо, что ты опять в Вене, — сказал он и тихо поставил свою спортивную сумку на пол, вместо того чтобы по привычке бросить ее куда-нибудь. — Мы теперь будем чаще видеться. Что ты на это скажешь?
— Прекрасно, — ответила мама, продолжая неподвижно стоять в холодной и темной прихожей, — прекрасно, Матиас.
Ее улыбка была безжизненной, не такой, как раньше. Но ему очень хотелось быть с ней добрее. Лучше, чем прежде. Он хотел, чтобы эта улыбка принадлежала только ему.
— Покажи мне мою комнату, — смущенно попросил он, — мне очень хочется ее посмотреть.
— Сейчас, — сказала мама, — но сначала я хочу провести тебя в гостиную.
Она медленно прошла вперед. Но прежде чем войти в комнату, он почувствовал запах, которого с тех пор, как ушел отец, в квартире Ренаты никогда не было. Так пахла вода для бритья. Его охватил панический страх.
— Лучше я сначала посмотрю свою комнату, — выдавил он из себя, но мама уже открыла дверь.
На диване, откинувшись на спинку, сидел молодой человек в коричневом твидовом костюме. Он выжидающе посмотрел на Матиаса, а потом медленно и лениво поднялся.
— Грегор, это Матиас. Матиас, это Грегор, — сказала мама с наигранной веселостью. — Я очень надеюсь, что вы поймете друг друга.
Матиас неподвижно смотрел на пуговицы твидового пиджака Грегора, обтянутые искусственной кожей. Он долго не мог поднять глаза.
Он чувствовал, как в нем растет ненависть, непримиримая и холодная.
* * *
«Мое решение поехать к отцу не направлено против тебя. Я делаю это по велению разума».
