* * *
«Отец пригласил меня приехать к нему на Барбадос».
Это предложение казалось ему таким естественным, таким верным. Он нуждался в этой ясности и для себя и для матери.
В ящике стола вместе с пластинкой Шины Истон лежала тонкая книжка в яркой обложке. Она называлась «Карибские острова в цвете», ее когда-то притащил Толстый. В невообразимую голубизну далекого неба, сливавшуюся с бирюзой моря, стройная, высокая пальма выбрасывала свои перистые листья. Цвет воды с уменьшением глубины светлел, пока не становился совсем белесым. Мелкие волны, увенчанные нежными верхушками пены, достигали края пляжа, на бронзовом песке которого лежала девушка. Ее лицо было обращено к морю, поза была спокойной, расслабленной, черные волосы блестели на смуглой коже, цвет которой подчеркивали вишневые бикини.
Это была одна из многочисленных бухт Барбадоса, острова, который из-за выступающих над землей корней финиковых пальм прозвали «бородатым». Его называли еще швейцарскими Карибами. На острове в рамках Британской империи существовало самостоятельное государство с собственной валютой и суверенным правительством. Его население составляло двести пятьдесят тысяч жителей, площадь — четыреста тридцать один квадратный километр. Барбадос был самым плотно населенным из Карибских островов и вместе с тем самым ухоженным, процветающим, экономически развитым. «Бриджтаун, — прочитал Матиас, водя пальцем по строчкам, — это уютный торговый город, расположенный на юго-западном побережье. Многие из его ста тысяч жителей живут в великолепных виллах с садами». Его отец тоже жил в одной из таких вилл, рядом с побережьем, он знал об этом. «Бриджтаун, — читал Матиас дальше, — является своего рода примером приверженности англичан традиции. Памятник Нельсону в здешнем Трафальгар-сквере был установлен раньше, чем его копия в Лондоне». «Это наверняка понравилось папе, — думал Матиас, — такие вещи ему всегда нравились, ведь он был немного снобом. Во всяком случае, этот остров и жизнь там должны были прийтись ему по душе».
Ландшафт острова определяли плантации сахарного тростника. Из тростника делали ром — два и шесть десятых литров ежегодно. Директора одного из крупнейших винных заводов звали Юрген Ульрих. Это был папа Матиаса. «Так, он там уже три года, — раздумывал сын, — я никогда не интересовался, как он живет, мне это было безразлично. Сейчас он откроет для меня этот мир, нет, скорее я ворвусь в него!»
«Ты должна понять, как важно для меня после нескольких лет разлуки вновь провести какое-то время с отцом».
