— Рената, — сказала она, — я никогда не буду против тебя.
Во время нашего разговора Инга прекратила печатать и наблюдала за мной.
— Что ты скажешь, если сегодня я провожу тебя домой? — спросила она, когда я положила трубку.
Когда барон в десять часов утра, через полчаса после окончания утреннего туалета и завтрака, вышел в сад, лежащий за его виллой, он сразу же заметил, что Вегерер, вопреки своему обещанию, все еще не скосил траву. Барон начал браниться, употребляя при этом, по юношеской еще привычке, преимущественно чешские выражения. Его нисколько не заботило, что Вегерер, виноградарь по своей основной профессии, целиком зависел от погоды и счел работу на своем винограднике более важной, чем стрижка и без того хорошо ухоженных газонов барона. Как и соседний сад, принадлежавший родителям Ренаты, земельный участок барона тоже располагался на склоне горы, только вверху вместо теннисной площадки и беседки, на месте некогда культурных посадок, буйно разрослись кусты черной смородины. Барон, маленький и жилистый мужчина со слегка кривыми ногами, ротмистр тринадцатого драгунского полка, граф Сен-Женуа — так он имел обыкновение раньше представляться, — медленно шел вверх по единственной садовой дорожке. На нем были старые галифе и стоптанные, ветхие шлепанцы. С другой стороны забора бежал Пако и всячески старался обратить на себя внимание, но барон даже не взглянул в его сторону. Он признавал только охотничьих собак. Но так как у него давно отпала надобность в этой породе и он больше не мог себе позволить держать их, то его интерес к собакам иссяк. Сигарета, болтавшаяся в уголке его большого, влажного рта, потухла. Поискав и не найдя в кармане спичек, он нетерпеливым жестом отряхнул с пальцев крошки табака и пошел дальше, скрестив руки перед собой. Барон Экберт фон Ротенвальд, которого его жена на потеху неименитых соседей звала Гого, опять задумал провернуть одно дельце. С тех пор как монархия в 1918 году (в ту пору ему было тридцать) превратилась в республику, он лишился постоянной работы. В этой ситуации ничего не изменили ни образование сословного государства, ни присоединение Австрии к Третьему рейху. Теперь, во время войны, все его дела так или иначе были связаны с запретными вещами. Вековая ловкость и хитрость многих славянских предков обернулись в личности этого потомка гениальной способностью к импровизации. Экберт фон Ротенвальд и его семья, состоящая из трех детей от первого брака и четырех от второго, второй жены и ее матери, жили, несмотря на то что единственный их кормилец нигде не служил, не роскошно, но и не бедно. Время от времени они продавали что-нибудь из приданого второй жены. Обстановка виллы постройки восьмидесятых годов прошлого века — последнего, что осталось от некогда обширных владений Ротенвальдов — давно требовала ремонта.
