Любимое начало любой его фразы – среди любого разговора – слово “нет”:
– Нет. Я считаю...
– Конечно, ты прав, но я...
– Нет, да! Эта формула...
– Контра! – изумлялся ласково его первый наставник, профессор Евдокимов, ныне академик. – И откуда такой взялся? Ты же родился в СССР, при советской власти?! Не досмотрели, не досмотрели органы... не половые, конечно, а те, те...
– Ну и что? – ухмылялся молодой ученый.
Люди, к Попереке не дружелюбные, шипели:
– Невнимателен к товарищам. Бежит – как будто в заднице скипидар.
– А у вас его почему-то нет! – сверкал узкими зубами Поперека. – Ах, вы собираетесь жить триста лет? Да и насчет невнимания... напр-расно. Я вот заметил: у вас сегодня поцарапана мочка уха, неаккуратно брились? На штанине волосы. Выгуливали собаку? – Это всё – уже уходя.
– Шерлок Холмс! Вам бы в милицию пойти.
– Нет, поработаем в науке.
Он мог из кинотеатра выбежать через пару минут, если затащили на примитивный, как амеба, прогнозируемый насквозь фильм. Бывало, уходил из театра со спектакля по ногам, как Евгений Онегин, сердитым шепотом бубня “бездарности”. Мог заглянуть на выставку художника и тут же исчезнуть. Ему казалось: вокруг сплошь малоодаренные люди и нечего жечь время на вникание в их серость. Он тосковал по Новосибирску.
“Я и сам серость, так зачем ее множить?!” – бормотал он Наталье.
ТВ он больше не смотрит (если бы там состязались умы, ну, хотя бы как в ранних передачах “Что? Где? Когда?”...), его унижает пошлость, угнетают навязанные стране все эти гнусные шоу с южными мальчиками, хорошо знающими лишь русский мат, и истасканными женщинами с сигаретой в пасти, вся эта грандиозная имитация искренних исповедей о сексе с подставными людьми, готовыми за деньги на что угодно...
Человек достоин только гениального!
Да, но какие бывали и срывы!.. Как раз в год их второй с Натальей женитьбы (ему 34 года, ей 30) Поперека решил, что интересная жизнь кончена... пил неделю и надумал в ванной наложить на себя руки... порезал вены бритвочкой “Нева”... Раньше, в ИЯФе, талантливые работы делал, а здесь, в новом нищем красносибирском Академгородке, ничего невероятного не получается. Не хватает аппаратуры. Общения, зубастого окружения. Ждать, когда подъедет новая молодежь? Обещали Москва и Питер? Ничего, ничего уже не будет – в стране обвал... начало девяностых... каждый предоставлен сам себе...
Но, к счастью, его огромный темперамент не мог смириться с прозябанием. И он нашел занятие себе – и на пользу людям, конечно...
