Не привлекали его и платные удовольствия — например, бассейн или любое хобби, сопряженное с покупкой инвентаря (клюшки, коньки, мяч, велосипед), разведение бессловесных друзей в квартире, где от «гомо сапиенсов» в пору на стенку лезть. Оно мне надо? — отмахивался он от соблазнов, нервно развязывая красный галстук, с решимостью взрослого человека, которого не переспорить.
«Сходить бы в больницу, снести винограда. Но кто-то мне шепчет: — Оно тебе надо?» — стихотворный фельетон с последней (где некрологи и киноафиша) страницы газеты «Заречье трудовое» цитировали так часто, что его автор будто бы раздумал спешить с отъездом в Израиль…
Самойлову выбор тщеславного дяденьки из литобъединения представляется святотатством.
Слово, заполонившее анекдоты, журналы «Перец» и «Крокодил», теле- и радиоэфир, даже некоторые заборы (на каждое иностранное слово выискивался желающий его написать) звучало так часто, что перестало казаться иностранным. Будто речь идет не о загранице, а о каком-то комплексе витаминов или лекарств: хлорелла, элеутерококк, Израиль…
Действительность множила посторонние аттракционы, мешала сосредоточиться на том, что казалось Самойлову самым важным, о чем он до недавнего времени мог только думать, а объяснить словами не сумел бы даже под пыткой. Ему хотелось быстро и подробно осваивать все, что он желает знать, не отставая от неумолимо опустошающего «сегодня», превращая его в пустой спичечный коробок «вчера» времени.
Самойлову было знакомо, с каким отчаянием сжимают в кулаке коробок, как он хрустит, теряя форму, как его ломают, загубив погасшую на ветру последнюю спичку, сознавая, что внутри — пусто, и лишь безмозглые дети могут чиркнуть сгоревшей спичкой дважды — это бесполезно! Как мнут пачку из-под сигарет, Самойлов еще не знал, он еще не выкурил до конца, не опустошил первую пачку в своей жизни. Она была спрятана там, где ее не станут искать. Или наоборот — станут и найдут? Он изводил себя сомнениями, лез на рожон, получал замечания от учителей и угрозы от одноклассников. Пару раз прозвучало (без намека на сочувствие) — «ненормальный».
Но тут у Самойлова появился собственный магнитофон. Жалкое устройство — из тех, что взрослые снисходительно кличут «чемоданчиком» или «ящичком». Появился зимой, для точности — в январе месяце. Весил, по паспорту, девять кило. Пока что работает.
И вылезший из трамвая Самойлов в шапке с опущенными ушами и холодных ботинках действительно смотрелся со своим «чемоданчиком» как прибывший в эвакуацию дистрофик. Его-то вывезли, а там, в тылу врага, подвергаются неописуемым пыткам его сверстники, ушедшие в подполье. Валя Котик, Коля Мяготин, Витя Коробков — имена пионеров-героев временно заглушают в его голове Дженис Джоплин, Джеймса Брауна, еще раз Дженис Джоплин, покамест женские руки с бормотанием поправляют ему шарф.
