распивает!..»
Выйдя на крыльцо магазина «Союзпечать», Самойлов бегло пролистал свои выигрыши — две научно-популярные брошюры и номер журнала «Театр», без колебаний сунул их в урну, торопливо свернул за угол и понесся к трамвайной остановке. Ему, во что бы то ни стало, нужно было успеть смотаться домой за деньгами и вернуться сюда до закрытия магазина в шесть часов, чтобы продолжить азартную игру с советской торговлей. Несмотря на подхваченную у дяди-алкоголика сентенцию: «Я с государством в азартные игры не играю и тебе не советую».
Что же такое мог открыть рядовой советский школьник, плохой ученик, кстати, пока его друг Данченко отдыхал у родственников на Днепропетровщине, а картавая семиклассница, в чьей верности он сильно сомневался — по своей линии где-то в Анапе? Он совершенно неожиданно убедился, что сильно преувеличивал строгость здешней цензуры, обнаружив, что и у нас почти свободно продаются журналы с раздетыми или полураздетыми девицами. Ему тут же вскружило голову чувство особого избранничества, плюс та выгода, которую можно извлечь из этого открытия, пока другие дрожат от страха, разрываясь между убеждением, что у нас «все» запрещено, и верою, что так и надо.
Стоп! Стоп! Журнал (польский еженедельник Panorama) не продавался, а разыгрывался в лотерею. То есть его можно либо выиграть, либо выкупить по блату. Третьего не дано.
Самойлов еще не читал повесть Достоевского «Игрок», но уже знал, что существует такое произведение, вернее, смотрел по телевизору снятый по этой вещи кинофильм, после которого оставался смутный страх, как перед достаточно абстрактными наркотиками или при виде вполне конкретных спившихся алкоголиков под гастрономами.
«Наворотил Баталов смуристики» — застряла в голове реплика, сказанная одним евреем в гостях у эксцентричной кузины. Самойлов был слишком ленив и рассеян, чтобы чем-то увлекаться помимо обычных для его возраста эротических фантазий. Собственно, он впервые в жизни просадил все, что было в кармане его вельветовых штанов — два рубля пятьдесят копеек. Десять кружек пива — с горечью подсчитал он, зная, что, свернув еще раз, выскочит прямо к пивному бару, где сейчас и пусто, и прохладно.
Он нервно уставился на соседнюю, видную отсюда остановку — ни трамвая, ни пассажиров. Значит, только что уехал. Чего ждать? — Самойлов глянул на плосконосые туфли и ринулся по булыжному спуску вниз, он почти созрел, чтобы сорваться на бег. Самойлов видел себя взбегающим по лестнице к себе в подъезд. Поворот ключа. Он дома: «Жарь картошку, Ба!»
