В черной шапке с острым козырьком, в коротком полупальто (его у нас все называют по-разному, одни — «москвичка», другие — «московка») Глафира напоминал Ангела Смерти, явившегося раньше времени.
«Шульц тоже болен, — бесстрастно произнес он. — Я погнал дальше».
Поразительно, пока они беседовали, никто не вылез и не вмешался: «С кем ты там? У кого это нет совести являться в такое время?!»
Осторожно заперев замок и повесив на место цепочку, он проскользнул к себе в комнату и автоматически включил магнитофон с приемником. За три дня его болезни подморозило, и пешеходы, проходя под окнами, с хрустом ломали обледенелую слякоть. От этого в комнате было еще тише.
«Звук! Дайте звук!» — криво усмехнулся он, представив себе кинотеатр.
Он внимательно прочитал надписанную Глафирой коробку, и, высмотрев желанное название, поставил катушку перематываться. Нужные люди были с другой стороны. Один подкассетник дребезжал, он сердито поглядывал на него, нетерпеливо дергая левой ногой: «Черная ведьма» — это один слабоумный так перевел. Причем не нарочно, а уверенный, что так надо. Интересно, как бы он перевел на английский «Как прекрасен этот мир»?
Что делать с громкостью? Вспомнилось, как год назад по стене лупили, словно она не из кирпича, а из фанеры. Ну, тогда был повод — Ангел Смерти заглянул к соседям вовремя. Жаль, правда, что не подмел всю семейку комитетчика, вместе с партбилетами и припрятанной порнографией.
После того случая и у «этих» свой козырь появился — чуть что, бегут и начинают: «Сколько раз мы тебе… Разве мы тебе… Там все слышно!»
Поразмыслив, он намного спокойнее, чем еще за полчаса до визита Глафиры, убрал громкость до половины, надавил клавишу «воспр.», услышал щелчок и шуршание. Осторожно взобрался на постель, лег на спину, сложив руки на животе, как покойник. Он не обратил внимания, когда и как успел погасить свет. Ждать пришлось недолго — вскоре комнату, словно откуда-то снизу, наполнил шум проливного дождя, раскаты грома, и наконец, в отдалении раздался долгожданный удар колокола. Он знал, что их будет двенадцать.
* * *
Открытие, сделанное шестиклассником Самойловым в самый разгар летних каникул, не сулило ему ни почестей, ни премий. Его бы уж точно никому не пришло в голову полушепотом величать «отцом водородной бомбы», как продавшегося сионистам академика Сахарова. К тому же он хорошо помнил, чего стоило его товарищу Данченко открытие у того не по возрасту развитых, практически взрослых способностей чуть ли не в третьем классе — красный от злости, похожий на Высоцкого паренек у доски, и учительница, перечисляющая грехи пионера, возбуждаясь от собственного голоса: «Дома, он, понимаете ли,
