Проигрыватель «Вега» стоял прямо на цементном полу, две колонки — тоже. От «Веги» к каждой из них тянулся провод. Это была не музыка, а дьявольский триумф чего-то сокрушительного и не сравнимого ни с чем на свете. От слякоти на цементном полу и от подошв мужской зимней обуви дымчато вздымался парок. Лиловая этикетка с черной буквой Пи вращалась, выделяя, извергая посекундно смертоносные звуки Highway Star.
— Опа! Опа! Качает! Качает!
— Точно! Компрессор. Моторное сердце.
Работяги как могли, в доступных им выражениях выражали свой восторг. И, надо отметить, делали это абсолютно правильно. Компрессор. Моторное сердце. А как еще можно определить такое чудо? Черная буква Пи наполнялась мощью и смыслом. «Фиолетовый свет» пропитывал мозг и сердце, не встречая сопротивления, как солнце, прогревающее своими лучами булыжные камни сквозь слой асфальта.
Орел вслушивался. Он уже не жалел, что оказался в этом месте, в это время, среди этих неотесанных людей. Какие-то детские позавчерашние планы на будущее начинали деформироваться, принимая более смелые и агрессивные позы и формы. Завороженный, он и не заметил, что у него на глазах чуть ли не минуту усатый молодой человек своей грубоватой рукой очень нежно ласкает бедро Людкиной подруги. А его светловолосый спутник, стоя на месте, чувственно извивается перед Людкой.
Это был тот Новый Год, когда вместо Брежнева советских граждан поздравлял и напутствовал почему-то премьер-министр Косыгин. Молодежь и старики впервые за вечер собрались в одной комнате с елкой и самогоном — перед фиолетовым телеэкраном.
«Мешки под глазами вон какие, — отметил один из юношей. — Бухарь заядлый».
«То вiд того, шо он чiтает багато», — находчиво возразила одна из тётек.
Я впервые дерзко и от души рассмеялся вместе со всеми.
* * *
«Всем известно, что во сне никогда не видишь солнца, хотя в то же время тогда бывает ощущение света еще более яркого, чем солнечный. Тела и предметы светятся сами собой».
Жерар Де Нерваль
